Только с тобой - Кира Фарди

и теперь никому не даст ее в обиду, но поймал мятущийся взгляд, и ладонь повисла в воздухе.

— Все не так! — горячо начал он. — Ты о чем сейчас говоришь? Как я не хотел бороться с трудностями? Откуда ты взяла эту бредовую мысль?

Илья снова потянул Олю за локоть и подвел к скамейке. Она не сопротивлялась. Тогда он положил руки ей на плечи, надавил и заставил сесть, а сам плюхнулся рядом. Потом вспомнил о реакции девушки и отодвинулся.

— Почему бредовую? Я говорю о фактах.

— Это твоя правда. А разве не ты исчезла без следа, бросила меня на краю пропасти? Я чуть с ума не сошел, не зная, куда ты пропала.

Оля удивленно подняла глаза на него. И в этом взгляде было что-то родное, знакомое, из далекого прошлого. Илья не сдержался и схватил девушку за руку. Она вскочила. Испуганно выдернула ладонь и даже вытерла ее о бриджи, в которых была. Илья растерялся и посмотрел на свои пальцы: грязи нет, сухие.

— Неужели я так тебе противен? — прошептал он.

— Прости. Это рефлекторная реакция, — смутилась Оля. — Пожалуйста, не трогай меня. Мне это неприятно.

— Вызывает дерьмовые воспоминания? — Илья хотел задать вопрос мягко, ни на что не намекая, а получилось неуклюже и грубо.

Оля опять покосилась на него и помрачнела. Выражение прошлого исчезло с ее лица, будто никогда и не появлялось.

— Не твое дело! — резко ответила она.

— Вот и поговорили, — расстроенно пробурчал в сторону Илья.

— А что ты от меня хочешь? — вскинулась девушка. — Ты мне сейчас никто, и звать тебя никак. Появился из небытия, как черт из коробочки, опять наворотил дел, и претензии предъявляешь. Куда я исчезла? Я жила в родном городе еще два года после того случая. Как дура первое время ходила к тебе домой, звонила, спрашивала, куда ты пропал, но все отвечали, что вы переехали. Антон Николаевич запретил мне с тобой общаться, но я его не послушала. Как только выписалась из больницы, сразу набрала твой номер, но он был недоступен.

Оля вскочила со скамейки и встала, подбоченившись, перед растерянным Ильей. Не женщина, а Медуза Горгона с пылающей головой. Солнечные лучи проходили сквозь сетку пышных волос и нимбом распределялись вокруг. Илья снизу вверх в упор смотрел на Олю, и него было ощущение, будто его огрели сковородкой по голове, он отключился и теперь летит в потоке света в рай.

А может быть, в ад.

Глава 20

— Ничего не понимаю, — бормотал он. — Я ничего не понимаю. Как жила? Я приезжал к тебе домой. Звонил твоей маме, так как твой телефон тоже был вне зоны действия. Но Галина Семеновна всегда посылала меня подальше.

Увидев, гневные искры, посыпавшиеся из глаз девушки, он тоже вскочил, и теперь смотрел на нее с высоты своего роста.

— Что за ерунда? Когда ты звонил? — теперь пришла Олина очередь задавать вопросы. — Мама мне ничего не говорила.

— Я не знаю, почему она тебе не говорила. Я звонил каждый день, пока номер не заблокировали, и всегда разговаривал с Галиной Семеновной. Но она не хотела мне ничего рассказывать, — выпалил Илья и осекся.

Лицо Оли будто окаменело. Она смотрела в одну точку и шевелила губами. Кулаки разжались, и руки безвольно повисли вдоль тела.

— Ты оправдываешься? — прошептала она сухими губами и наконец посмотрела на него. — Мама не могла так со мной…

Оля обессиленно села на край скамейки. Илья опустился рядом, в который раз за несколько минут. Она закрыла глаза, положила ладони на колени и стала их методично поглаживать. Илья следил да этими движениями, и они напоминали ему колебания маятника: вверх-вниз, вверх-вниз. Комок подкатил к горлу. Илья с шумом его сглотнул.

— Олечка, родная, я не хочу делать тебе больно! Поверь! Но… А со мной как отец поступил? Я хотел бежать к тебе, когда меня выпустили из кутузки, а батя… — Илья тяжело задышал и остановился: дальше говорить просто не мог.

— Тихо, тихо. Не нервничай, — Оля сместила ладонь со своей коленки и положила на его. Слегка похлопала. — Все будет хорошо. Что тебе сделал Антон Николаевич?

— Он… Он…

Оля положила ему руку на спину и стала ритмично постукивать. Так убаюкивают и успокаивают матери своего ребенка. Неожиданно паника пропала, мысли стали ясными и четкими, Илья почувствовал уверенность, что его выслушают до конца, и заторопился:

— Батя отдал меня своему шоферу. Тот, пока меня держал отец, сделал какой-то укол в шею, и я отключился. Проснулся уже под Питером. Вот так я и оказался далеко от тебя. Телефон отец уничтожил. На память я знал только ваш домашний номер. Туда и звонил.

Они опять помолчали. Оля осмысливала полученную информацию, а Илья встревожено следил за ее лицом: верит или нет?

— Но ты мог приехать позже, — с трудом расцепив белые губы, произнесла Оля.

— Я и приехал. Оля, если я сейчас не расскажу правду, ты так и будешь считать, что я тебя предал.

— Хорошо. Говори.

— Чтобы не раздражать больше твою маму, я отправился в Саратов: надеялся там с тобой встретиться. Но оказалось, что зря. Ты документы в академию не подавала. Я покрутился, поспрашивал людей и вернулся в Питер. Много работал и осенью поехал в наш город. Жил неделю в гостинице. Ходил к тебе домой, встречался с друзьями, даже Жанке в Москву звонил — все бесполезно. О тебе никто ничего не знал.

— Бабушка после того случая тяжело заболела, — тихо сказала Оля. — Мы с мамой по очереди дежурили в больнице. А потом я устроилась в стационар на работу и часто оставалась на ночь.

— А что с Варварой Петровной случилось?

— Инфаркт. При тебе же это было.

— Да, я помню. Бабушка упала. Но я думал, просто давление подскочило. Прости, я не знал, — Илья виновато опустил голову. В душе появился комок, который с каждой новой информацией рос и все больше давил на сердце. Он судорожно вздохнул, чтобы сдержать рвущийся из души крик. Только сейчас он осознал, во что случай в лесу превратил их с Олей жизни.

— Тебе плохо? — девушка встревожено посмотрела на него.

— Да! Мне плохо! Я же не только звонил, но еще и разговаривал с соседкой, такой злобной старухой.

— Анной Николаевной?

— Ага. Она мне и сказала, что вы уехали. Еще и грязью тебя поливала, — Илья повернулся к девушке, залившейся краской, и осторожно взял ее за руку. Она слабо пошевелила пальцами, но на этот раз не выдернула их. — Оля, скажи, почему люди