Отражение в мутной воде - Елена Арсеньева

– Не надо, у меня еще есть, – пискнула Тина.

– Все на свете когда-нибудь кончается, – философски возразилДанилушка. – Нам-то они на что? Доллары тут не в цене, а эти хороши только доновой реформы, потом ими стенки оклеивать, как мать-покойница не раз делывала.– И с верхней ступеньки высокого крыльца улыбнулся так ласково, что у Тинызащемило сердце: – Да не убивайся ты так! Молодая еще, все избудешь. И помни:не тот казак, что повалил, а тот, что вывернулся. Вот и ты вывернешься!

Распахнул дверь, ввалился в избу:

– Веруха, собери-ка торбочку на дорожку! А где у насКостенькин адресок был захован?

И вдруг замолчал так резко, что Тина, которая, не поспеваяза разошедшимся Данилушкой, еще проходила через веранду, запнулась на ровномместе – и замерла, чувствуя, как обрывается, проваливается сердце.

Что-то не так. Что-то не так!..

Через плечо Данилушки ей была видна кухня с уже убранным,начисто вытертым столом. В углу, на стуле, деревянно сидела баба Вера: ногивместе, руки на коленях, плечи закаменели, лицо неподвижное, только глаза… вглазах ужас, ужас!

– Веруха, собери, говорю, поесть, да поскорее, – ослабевшим,надтреснутым голосом пробормотал Данилушка, и Тина вдруг увидела, как он завелруку за спину и быстро, резко дернул ладонью в сторону, словно отгонял кого-то.

Это ее он отгоняет, поняла вдруг Тина, ей сигналит – уходи,беги, не медли! А она никак не могла поверить, что уже пришла беда – вот так,сразу, что ее опередили, она попалась…

Рука Данилушки снова яростно дернулась, и Тина наконецвырвалась из сетей ошеломляющей неподвижности. Неловко шагнула назад, еще непостигая до конца свершившееся, – и тут поверх Данилушкина плеча заметилакакое-то движение в кухне.

Дверь, ведущая в горницу, медленно приотворялась, а за ней…

Баба Вера вдруг дико взвизгнула, сорвалась со стула,кинулась к этой двери, словно желая во что бы то ни стало прикрыть ее, непустить тьму, которая, чудилось, так и клубилась в медленно расширявшейся щели,так и лезла наружу…

Хлопок – и баба Вера, покачнувшись, тяжело рухнула наколени, а потом медленно завалилась на бок.

– Веруха! – будто раненый изюбр, взревел Данилушка иметнулся вперед.

Хлопок! Он подскочил, тонко вскрикнул и упал так резко,словно пол вышибло из-под ног.

Дверь распахнулась, но Тина больше ничего не видела. Онавылетела с веранды и, перемахнув через перила, спрыгнула с крыльца прямо вклумбу с едва расцветшими мальвами.

Ярко-розовый хлыстик, сломавшись, ударил ее в грудь. Тинамашинально стиснула его в кулаке и ринулась к калитке, ведущей на подворье.

Она ни о чем не думала, не оценивала свои действия, ее велне разум, а инстинкт беглеца… быстро же он выработался, этот инстинкт. И славабогу!

Глупо было бежать к калитке через двор – сразу сняли бы изокна метким выстрелом. Проскочила по утоптанному, чисто выметенному полукурятника. Над головой дурными голосами заорали спросонок пеструшки и хохлатки,за перегородкой недовольно захрюкали свиньи. Ну и корова, естественно,включилась в общий предательский хор.

Теперь убийцы знают, куда побежала жертва.

Тина метнулась в огород и, пригибаясь, понеслась по грядкам,чувствуя себя голой на этом совершенно открытом, насквозь простреливаемомпространстве. Спина вмиг заледенела.

Здесь было тихо, никто не оповещал о ее присутствии наразные голоса, но огород оплетал ноги ботвой, заставлял скользить нараздавленных огурцах и кабачках, словно все это тоже ополчилось против нее,словно мстило… за что? Ах да, ведь хозяева всего этого, Данилушка и баба Вера,погибли по ее вине!

Погибли…

Ноги подогнулись, и Тина упала, тяжело ударившись о плетень.

Силы вдруг кончились.

– Скорее! – услышала задыхающийся шепот. – Сюда перелезай,скорее!

Тина недоверчиво подняла голову.

Сквозь жерди смутно белело чье-то лицо, блестели темныеглаза. Да это Михаил!

– Скорее, да скорее же! – шептал он с придыханием, и Тинанаконец смогла пошевельнуться. Встала, с трудом подпрыгнула, неуклюженавалилась грудью на плетень, кое-как перевалилась. Если б Михаил не тянул еечто есть сил, вряд ли справилась бы.

Наконец тяжело свалилась к его ногам.

– Да вставай же! – прошипел он яростно и вдруг испуганнозатормошил: – Тебя что, ранили?

Тина не удивилась, поняв, что он все знает.

– Нет, – прохрипела. – Меня – нет. А Данилушка… а баба Вера…

– Видел в окно, – мрачно кивнул Михаил. – Я как раз шел квам – извиняться… Да не стой ты как неживая, бежим!

Рванулись в проулок. Здесь узкая тропка разделяла задыогородов, никто им не встретился, никто не перешел дорогу.

Тина смутно сообразила, что бегут к тайге, удаляясь отАмура. Что-то протестующе вскрикнуло в душе, но тотчас и стихло: там, напристани, ее наверняка тоже ждут, этот путь теперь закрыт. А какой открыт?..

Короткое рыдание вырвалось из груди. Михаил покосился, ноничего не сказал, не замедлил бега.

Они одолели невысокий плетень, спрямили путь, пробежав почьему-то огороду.

Тина мимолетно изумилась решимости Михаила, но тотчас забылаоб этом, едва не застряв на очередном заборе. Михаил почти грубо сволок ее наземлю, упал рядом, запаленно переводя дух.

– Подо… подождешь меня здесь, – выдохнул с трудом. – Сейчасвернусь.

И начал было подниматься, но Тина вцепилась в него, вновьобретя силы:

– Куда ты, куда? Не уходи! Я боюсь!

– Раньше надо было бояться, – буркнул Михаил. – Чего ты тамнатворила? Скажи хоть, за что погибаем?

Она неподвижными глазами мгновение вглядывалась в его почтинеразличимое во тьме лицо, потом медленно подняла руку, начертила от лба догруди неумелый, зыбкий крест:

– Ничего не сделала, вот те крест, клянусь!

А что она могла сказать? В чем могла признаться?

– Ничего не понимаю, – слабо дернул плечом Михаил. – Еслитак – они все с ума сошли, эти-то?..

Может быть. Может быть, они и сошли с ума, но действовалипри этом очень разумно!