Трепанация прошлого - Алексей Макеев

— А ты уверен, что журнал вел именно Скородубов? — уточнил Лев Иванович.

— Да. Когда я смотрел журнал, то обратил внимание, как необычно там написана буква «М» — у нее наверху две большие петли. Когда Скородубов написал в протоколе: «С моих слов записано верно. Мной прочитано», там буква «М» выглядела точно так же.

— Был у меня знакомый с фамилией Скородубов, — подключился Крячко. — Необычная она, вот и запомнилась. Сын у него был, Ванька. Твой Скородубов по отчеству случайно не Степанович? — спросил он таким тоном, словно не то что протокол не читал, а даже в глаза его не видел.

— Да, Степанович, — подтвердил Прохоров.

— Значит, это его сын, — уверенно заявил Стас. — У них вся порода такая, крепкая. Невысокие, кряжистые, действительно как дубы. Волосы у Степки были роскошные, черные, густые, вьющиеся, да и сам он смуглый и темноглазый. Ванька в него пошел?

— Нет, товарищ полковник. Тот Скородубов, которого я допрашивал, высокий, крепкий такой, тренированный. Он не смуглый, волосы у него светло-русые, прямые, глаза светлые, только пустые какие-то, ничего не выражают.

— Значит, не такая уж это редкая фамилия оказалась, — констатировал Стас. — А он не говорил, чего его жена из дома выгнала? Для этого должна быть очень веская причина, особенно если дети есть. В этом случае женщина сто раз подумает, прежде чем на такое решится.

— Насчет детей он ничего не говорил, а о жене сказал, что она себе другого нашла. Ее тоже можно понять.

— В каком смысле? — с удивлением спросил Крячко.

— Понимаете, когда он за протоколом допроса потянулся, чтобы его взять и подписать, я кожу между краем перчатки и рукавом куртки видел. Она у него вся… не знаю, как это правильно называется. В общем, в багровых пятнах. Очень неприятное зрелище. Тут-то я и понял, почему Иван все время в перчатках был. А он увидел, что я это заметил, и объяснил, что это у него аллергия такая. — Прохоров все это говорил, глядя на Крячко.

Тот, в свою очередь, смотрел на Гурова. Лев Иванович и Щербаков поглядывали друг на друга и как бы молча совещались.

— Тебя как зовут? Имя, я имею в виду, — спросил Гуров.

— Слава, — растерянно ответил Прохоров и тут же поправился: — Вячеслав.

— Слава, у нас есть к тебе просьба. Но об этом не должен знать никто, кроме тебя. Ни родные, ни коллеги, ни друзья, ни любимая девушка. Только ты и те люди, которые сейчас находятся в этой комнате. Я не хочу тебя пугать, но если ты кому-нибудь проболтаешься, то подведешь нас всех в очень серьезном деле, а о своем будущем в полиции сможешь забыть навсегда. Ты умеешь держать слово?

— Вообще-то я присягу давал. — Прохоров не на шутку обиделся. — Тайну хранить я умею, слово держать — тоже.

— Тогда мы просим тебя с помощью вот этого молодого человека составить фоторобот Скородубова, — проговорил Щербаков и показал на Лукина.

— Вы тоже подозреваете, что это он напал на Осипова? — спросил Вячеслав.

— Что значит «тоже»? — уточнил Щербаков.

— Понимаете, когда я допрашивал охранников, Богданов еще посмеялся, что на Скородубова неприятности одна за другой валятся. Он в тот день, то есть семнадцатого, съел что-то несвежее. У него началось такое сильное расстройство желудка, что парень от туалета отойти не мог. Так весь день в домике и просидел. Девятнадцатого мы обходили дома в поселке, в том числе и тот, где четыре пожилые женщины живут. Одна из них кое-что рассказала мне. Тем вечером она потихоньку вышла из дома покурить и спряталась, чтобы ее никто не увидел. Хозяйка, у которой они живут, страшно на нее ругается по этому поводу, вот женщина и скрывается. Она видела, как по дороге, осматриваясь по сторонам, прошел Богданов. Вдруг через несколько минут после него уже не на дороге, а на территории участка Кравцовых — это те, которые уехали отдыхать, — женщина заметила Скородубова и очень удивилась. Ведь охранники делают обход только по одному. Если один находится на территории, то второй стоит на въезде. На участки охранникам разрешается заходить только в том случае, если там что-то произошло, их кто-то позвал на помощь. Но все было спокойно. Женщина докурила, бросила в рот карамельку и пошла домой. Потом начался шум. Она узнала, что случилось, поняла, что Скородубов по участку Кравцовых шел к дому Осипова, но никому ничего не сказала. Женщина испугалась, решила, что Скородубов может ее зарезать. Вдобавок ей тогда пришлось бы признаться в том, что выходила курить. А она живет у хозяйки дома из милости. Если та ее выгонит, ей трудно придется.

— Почему же она тебе все рассказала? — спросил Крячко.

— А хозяйка нашла ее сигареты и выкинула, а ей очень курить хотелось. Она спросила, нет ли у меня. Я ее угостил, а потом и всю пачку ей оставил. Я-то не курю, но нас в школе полиции учили, что очень полезно иметь при себе сигареты и зажигалку, чтобы при случае легче было установить контакт, — объяснил Прохоров. — Женщина очень просила, чтобы я о ней никому ничего не говорил. Когда я все это узнал, то пошел в домик охраны.

— Господи… — простонал Гуров. — И этот туда же! Что ты там наговорил, чудовище? Надо было не самодеятельностью заниматься, а сразу мне или полковнику Крячко доложить! Хотя бы Леонидову!

— А вас всех на территории не было, вы за нее ушли, — начал оправдываться Вячеслав. — Ничего я охранникам не наговорил. Спросил у них, когда будут снова дежурить Богданов и Скородубов, потому что я протоколы их допросов нечаянно чаем залил. Новые-то я составлю, но ведь их же подписать надо. Мне сказали, что они восемнадцатого утром сменились. Богданов теперь заступит на дежурство двадцать первого, а насчет Скородубова они ничего определенного сказать не могут. Мол, тебе о нем лучше в ЧОПе узнать, вот номер телефона офиса.

— Если ты скажешь, что звонил туда, то я этого уже не переживу, — предупредил его Лев Иванович.

— Нет, я никуда не звонил. — Прохоров помотал головой. — Я обо всем доложил капитану Леонидову. Он сказал, чтобы я дурью не маялся, потому что охранники здесь ни при чем. И вообще, это уже не наше дело, пусть москвичи сами разбираются, а нам и своих проблем хватает.

— А тебе не показалось странным, что Леонидов себя вот так повел? С ходу отмел все подозрения насчет охранников? — спросил Гуров.

— Это он, наверное, из чувства солидарности, потому что сам в Чечне воевал, — ответил Вячеслав.

Лев Иванович повернулся к Щербакову и осведомился:

— Владимир Николаевич, можно я ничего не буду говорить?

А тот сидел, прикрыв глаза. Видно было, что генерал с трудом сдерживается.

Гуров понял, что ответа не дождется, и приказал:

— Леша, Слава, займитесь фотороботом! Остальные изучают содержимое пакета! Основное внимание записной книжке. Сравнивайте номера телефонов, ищите, кому Осипов звонил. Посмотрите бумаги на предмет оттиска письма, но только аккуратно, ничего не повредите, а то, если у вас не получится, криминалисты нас растерзают. А мы пока пойдем посовещаемся. Где тут сигареты с зажигалкой были?