Волчья сотня - Дмитрий Даль

Войско в деревню заходить не стало. От каждой сотни были высланы разведчики разузнать, чем можно у крестьян поживиться. Одинцов выбрал Леха Шустрика. Уж этот пройдоха без добычи не останется, рассудил он и ошибся. Шустрик вернулся через четверть часа с пустыми руками. Вид при этом имел растерянный, словно случайно не в настоящую деревню завернул, а в павильон с декорациями где-нибудь в Голливуде.

– Пусто там, – произнес Лех.

– Как это пусто? – удивился Серега. – Деревня же. Чего, совсем ничего вкусного и полезного нет? Или тебя на повороте более ушлые обошли. Стесняешься признаться в этом?

– Нет там никого. Ни одной живой души.

– Чего брешешь? – возмутился Дорин. – Кто такие дома бросать будет? Смотри, какое зажиточное хозяйство. Даже крыши черепичные, а не дранкой покрыты.

– Сам ты брешешь. Не веришь, езжай проверь, – оскорбился недоверием Шустрик.

– Я сам проверю. Уж больно любопытно, что местных селян могло так напугать. Дорин, остаешься за главного. Шустрик и Черноус – со мной, – распорядился Серега, пуская лошадь вскачь.

Друзья последовали за командиром.

Спустившись с горушки и, миновав березовую рощу, занесенную снегом, они влетели по главной дороге в деревню. Она и правда выглядела брошенной. Ни одной живой души на улице. Даже собаки не тявкают, зачуяв издалека приближение чужаков. Стоят добротные ухоженные домишки с укрытыми снегом садами, словно кладбищенские памятники. Чувствовалось, что еще совсем недавно здесь кипела жизнь. Вон и мельница поскрипывает крыльями на ветру. В кузне неподалеку кажется еще печь не остыла, пар на улицу тоненькой струйкой вьется. Не деревня, а город-призрак какой-то. Что здесь могло приключиться? Почему жители бросили свое хозяйство и ударились в бега? Что их так могло испугать?

Деревня эта на земле князя Боркича стоит. Неужели его крестьяне настолько побоялись вестлавтских солдат, что бросили все нажитое за трудную жизнь имущество. Верилось в это с трудом.

Серега направил лошадь к ближайшему дому. Спешился, привязал животное к дереву и, положив ладонь на рукоять меча, поднялся по ступенькам на крыльцо. Толкнул дверь, прислушиваясь к тому, что творится внутри. Тихо, как в склепе, только дверные петли заскрипели уныло. Серега шагнул внутрь и оказался в просторном светлом помещении, служившем хозяевам прихожей. Ничто не говорило о том, что здесь произошло что-то ужасное. Каждая вещь стояла на своем месте. Ни следа беспорядка или поспешности. Если хозяева и покинули дом, то времени на сборы у них было предостаточно.

Серега вошел в большую комнату, по центру которой стояла белая печь с лежаком, на котором так любят дети долгими зимними вечерами лежать, слушая сказки стариков. Напротив печи стоял просторный обеденный стол с расставленной посудой на десять человек. Семья большая жила здесь. В правом углу Серега заметил что-то типа иконостаса. Только не иконы висели, привычные православному человеку, а вырезанные из дерева искусные изображения местных богов. Две фигуры явно были мужские, а вот третья женская.

– И сюда эта зараза доползла, – послышалось сзади недовольное бурчание Черноуса.

Серега обернулся.

– Ты о чем?

– Это деревня трибожников. Они братьям и сестре поклоняются. У нас в Вестлавте в свое время приверженцев этой богохульной веры на костре жгли. Да и Боркич их никогда не жаловал. Они, почитай, только в баронстве Трейси силу имеют. Но, видно, в последнее время и сюда эта зараза доползла.

– Почему зараза? – спросил Серега.

– Один брат Соррен – повелитель призраков, вон та фигура, у него еще руки какой-то паутиной оплетены. Он князь царства мертвых. Рядом его брат Чжак, хозяин всего живого. Девушка их сестра Сутей, Миротворица, связующая нить между царством живых и мертвых. Пока все трое в мире находятся, покой и порядок на земле. Но если они поссорятся, то наступит конец света.

Черноус пренебрежительно сплюнул на пол.

– Все равно не понимаю, почему зараза-то?

– Потому что богохульство и ересь это. Всем известно, что бог один. Справедливый творец всего сущего. А это все происки темных сил, – высказался Черноус.

– Каждый волен верить во что хочет, – неожиданно вступил в разговор Лех Шустрик, появившийся в комнате. – Вон командир наш все время чуть что Господа поминает и крестится. Стало быть, он веры северной, на розе ветров вскормленный. Так что, мне теперь его бояться да при случае попытаться горло перерезать. А то вдруг он и не человек вовсе, а Штопальщик, человеком прикинувшийся. Только пока мне вреда он не сделал, пусть будет кем хочет и верит во что хочет. Я так лично считаю.

– Мне до северян дела нет. Хотя они тоже в бога единого верят, стало быть, правильной веры, – хмуро заметил Черноус. – Хоть и правильность у них извращенная какая-то.

Одинцов вступать в богословские споры не спешил. Хотя кое-что интересное для себя все же узнал. Из слов Леха Шустрика становилось понятно, что христианство в этом мире существует.

Только его последователи живут где-то далеко на севере, и для вестлавтцев, как и для боркичей, они люди чужие и враждебные. А тут еще и Штопальщик какой-то взялся. Интересно, что это за явление такое. Серега запомнил, что при случае надо поподробнее Шустрика расспросить о жителях Севера и их столь близкой вере.

– Одинец, смотри-ка, – окликнул командира Шустрик и показал на занавеску, которая отделяла большую комнату от другого помещения. – Там что-то есть.

Серега, не раздумывая, нырнул за занавеску и тут же застыл, ошеломленный увиденным.

Хозяева не бросали свое имущество. Не боялись они надвигающихся вестлавтцев. Они все это время оставались в доме. Только не могли шевелиться и больше напоминали мертвых, чем живых.

Комната, в которой оказался Сергей, служила крестьянской семье спальней. Большое супружеское ложе стояло возле одной стены и маленькая люлька-качалка возле другой. На кровати лежало трое взрослых мужчин и женщина. Они безучастно смотрели в потолок, и если бы не ровно вздымающиеся груди, можно было бы подумать, что все они мертвы. На полу лежали аккуратными рядами дети: мал мала меньше. Четыре мальчика от трех до двенадцати лет и две девочки лет шестнадцати. В люльке лежал годовалый ребенок. Все они, казалось, спали с открытыми глазами. Выглядела эта картина ужасно.

– Чур меня. Чур меня, – запричитал Черноус.

– Что это за фигня такая? – растерянно произнес Одинцов.

Встретиться лицом к лицу с вооруженным врагом привычное дело. Сразиться с чудовищем – нет ничего удивительного. А вот так, чтобы целая семья просто уснула мертвым сном посреди дня, что-то было в этом запредельное.

– Колдовством пахнет черным, – с видом знатока заявил Шустрик.

– Может, попробовать их разбудить, – предложил Сергей.

– Не поможет. Я слышал про такое. Иногда такие деревеньки попадаются путникам. Редко это случается. Уснули они сном вечным. Теперь их точно не добудишься.