Ричард Длинные Руки - эрбпринц - Гай Юлий Орловский

Она поморщилась, я и не старался скрыть насмешки в голосе.

— Знаете ли, ваше высочество, — произнесла она, резко меняя тему, — мне почему-то казалось, что именно при нашем императорском дворе собраны все лучшие… умельцы.

Я спросил нагло:

— Это кто же такие, кузнецы?

Она слегка поджала губы.

— Однажды, когда мой отец заболел, к нему прямо в спальню прилетел Феникс с дальних гор. Он принес особое лекарство, его называют эликсиром, и государь сразу выздоровел. Думаю, здесь о таком даже не слыхивали.

— Вашего колдуна зовут Фениксом?

Она посмотрела на меня с ледяным презрением.

— Это был настоящий Феникс!

— Пернатое? — уточнил я.

— Птица Феникс, — поправила она.

— И что, — спросил я с недоверием, — он в человека даже и не превращался? Ну, как это обычно делается. Сплошь и рядом. В любой нашей деревне.

— Я же говорю, — сказала она с нажимом, — это был Феникс!

Я подумал, кивнул.

— Значит, ему понравилось быть пернатым. Что ж, у всех свои… причуды. Я знавал мужчин, что обожают переодеваться женщинами. Не в том смысле знавал, как вы подумали, а видел таких… издали, издали! Хотя кто знает… по мнению обывателей, многое является причудами, хотя на самом деле это всего лишь… некий шажок за рамки, установленные такими же людьми. Может быть, более осторожные. У вас какие причуды?

Она смерила меня холодным взглядом.

— У принцесс не бывает причуд.

— Точно? — спросил я.

— У принцесс, — уточнила она с надлежащим высокомерием, — императорской крови!

— Надо же, — сказал я пораженно. — Сколько же во мне, оказывается, от Фрейда… А я все думал, что я только паладин, чистый и несущий свет одной своей радостно-глупой харей. Оказывается, безупречны еще и эти… ага, принцессы императорской крови…

Она не стала спорить насчет хари, да еще глупой, спросила с подозрением:

— От Фрейда? Кто такой Фрейд?

Я отмахнулся.

— Это Первозмей, что соблазнил Еву и стал отцом Каина и Авеля. Так его зовут… в ряде стран.

— Где-то на Юге?

— На Юге, — согласился я. — Точнее, на западе. Наверное, на юго-западе, хотя это не суть важно. Выходит, мы не только должны ежедневно освобождать себя из Египта, но и выдавливать из себя фрейдистскую, в смысле, змеино-животную сущность каплю за каплей! Это и должна быть самая жаркая и жестокая война. А мы друг с другом деремся, как черные и красные муравьи!

Она посмотрела озадаченно, слишком быстрый и неожиданный переход, женщин это всегда ставит в тупик, они существа бескрылые и могут, как киви-киви, бежать только по прямой.

— Черные с черными, — произнесла она с некоторой настороженностью, подозревая ловушку, — тоже дерутся… Как и красные с красными. Наверное, тоже за честь рода? Полагаю, честь — это основополагающее понятие в природе. Потому у муравьев она должна быть обязательно.

Я посмотрел на нее с восторгом и сказал предельно искренне:

— Обожаю, когда женщина говорит умные вещи! Это все равно, как если бы мой конь начал рассуждать о строении вселенной. Ваше императорское высочество, а что вы еще знаете? Мне кажется, вы все знания уже выложили… по крайней мере наполовину?

Она помедлила, отыскала взглядом принца Сандорина и сказала ему с такой милой улыбкой, что даже удивительно, как его замороженная харя не треснула:

— Принц, вы обещали научить меня играть в чакты!

Сандорин, что вроде бы и не слушал, и вообще смотрел в другую сторону, моментально развернулся к нам, засиял, словно на него упал сверкающий луч солнца, поклонился с таким изяществом, что вот прямо щас затанцует.

— Ваше высочество… в любое угодное вам время!

— Мне угодно сейчас, — почти пропела она таким нежным голосом, что убил бы на месте.

Он тут же оказался рядом, согнул руку колечком. Она церемонно опустила кончики пальцев на его локоть, и они удалились, он — подрагивая ляжками от неимоверного щастя, а она — с прямой спиной и красиво развернутыми плечами, по которым до самой поясницы струится перевитая голубыми лентами толстая золотая коса.

Еще десять дней форсированного марша, армия устала, но по пути разбили около двух десятков крупных дружин местных лордов, я их называю незаконными формированиями, так как законные могут быть только у меня.

Норберт и Клемент, сдружившись уже настолько, что неразлейвода, вместе сладострастно составляют тактические планы, в результате которых удается не только разбить эти дружины, но окружить и уничтожить, если те не предпочтут сдаться.

Но, конечно, те предпочитают сдаться, а так как дружины обычно возглавляет местный лорд, нередко — с сыновьями, то и выкуп платят щедрый.

После долгого, утомительного марша остановились на отдых возле крупного и богатого села; мой штаб расположили в добротном деревенском доме, хозяев переселив на это время в сарай.

Окна закрыты, но с улицы несутся голоса, скрип колес, конское ржание, просачиваются запахи жареного мяса, печеного хлеба, слышатся гортанные голоса приведенных на забой овец.

Я разрабатывал продвижение войск, теперь нужно планировать каждый шажок, когда вошел Зигфрид и доложил громким голосом:

— Ваше высочество! Прибыл барон Палант. Или он еще не барон?

Я отмахнулся.

— Баронов у меня больше, чем лягушек в болоте, а Палант — ландхофмейстер!

Он спросил озадаченно:

— А это больше или меньше императора?

— Откуда я знаю? — спросил я резонно. — Наверное, вровень, если не выше. Императоров у нас уже трое, считая и того, что за океаном, а ландхофмейстер все-таки один-единственный. Ну, из тех, которых знаю.

Он подумал, предложил:

— Тогда прогоню в шею? Никто не должен быть выше моего сюзерена!

— Никто, — согласился я, — но Палант все-таки наш друг, потому пропусти его именно по дружбе.

— Хорошо, — сказал он, его широкая рожа расплылась в еще более широкой ухмылке, — при случае и меня сделайте ландхофмейстером! У вас будут уже двое, а я в таверне буду пари выигрывать, если кто не угадает, что это за такое!

Палант вошел со шлемом в руке, прижатым к левой стороне груди, сдержанно поклонился. Я бросил быстрый взгляд сперва на его знаменитые сапоги, в которых он по любому болоту, аки посуху, все еще как новенькие и всегда безукоризненно чистые, перевел взгляд на его молодцеватую фигуру.

Он давно уже поменял легкий панцирь из черной кожи со вшитыми металлическими шипами на великолепные вестготские доспехи, безумно дорогие, но из синеватой стали, которую куют гномы, и прилаженные настолько удивительно точно, что двигается с легкостью, будто это не кованная сталь, а обычная одежда.