Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум

Он отводит взгляд от пистолета. Можно смухлевать. Здесь никого. Можно открыть барабан и посмотреть, где находится пуля. Он может ничего не делать и просто прочертить линию дальше, до цифры четыре. Ко всем чертям, он может просто бросить пистолет, надеть какую-нибудь рубашку, выйти из этой тесной ванной комнаты наружу и посмотреть, где он.

Он медленно поднимает пистолет и приставляет к виску. Так?

Нет. Не надо заходить слишком далеко. Это приключение. Да, все понятно. Но это его приключение. Он кладет пистолет у раковины, смотрит прямо в зеркало и нажимает на кнопку браслета.

Он лежит. Горит свет. Он не спит.

Он слышит голоса и замечает суматоху вокруг. Открыв глаза, он понимает, что лежит на койке в приемном покое. Вокруг ходят врачи и медсестры.

– Miss. – Он вдруг понимает, что кто-то обращается к нему. – Miss, can you hear me?[25]

Он смотрит на медсестру. Это я – мисс? Он разглядывает свое тело. Да, оказывается. Теперь он в женском теле. Покрытом ссадинами и ранами. В его сознание просачивается боль. Поначалу слабая, но потом все сильнее и сильнее.

– Miss, you were in an accident. Do you remember your name? – Медсестра смотрит на него, пытаясь истолковать выражение его глаз. – Can you hear me, miss?[26] – переспрашивает она.

Интересно, обмен произошел только сейчас или он обменялся с этой женщиной, пока она ехала? И как, в самом деле, его зовут, то есть ее? Он лихорадочно разглядывает свое тело. Что именно пострадало в аварии? На запястье дамы он замечает браслет. О, то, что нужно, отсюда пора валить, пора…

– Holy shit![27] Что это было?! – кричит кто-то. На полу в приемном покое что-то горит – у кровати, вокруг которой собираются врачи. Один из них затаптывает огонь. Туда же прибегают еще несколько врачей.

– Что там случилось? – спрашивает медсестра рядом с ним.

– Во время обследования загорелся чей-то браслет, – отвечает ей медбрат.

– Oh God, how is this possible?[28] Кто-нибудь пострадал? – спрашивает она, но медбрат уже ушел.

Вокруг койки с высоким мужчиной собирается толпа. Он извивается от боли. С пола все еще поднимается дым, запах горелого проникает в его сознание.

Медсестра рядом с ним что-то бормочет: мол, она сейчас вернется, мисс. Она бежит к койке, окруженной толпой. Там, очевидно, что-то происходит.

Он медленно двигает рукой, это больно; нажимает на кнопку на боку браслета.

От него дурно пахнет. В плотной кожаной куртке жарко, он потеет. Он поднимает руку и ощупывает свое лицо. Борода. Длинная борода. Он сидит в кафешке на заправке. Снаружи в рядок стоят мотоциклы. Слышится рев мотора, и рядом паркуется еще один мотоцикл, огромный, красный. С него слезает женщина в бордовой кожаной куртке и красном шлеме.

По другую сторону от кафешки – компания мотоциклистов в черных кожанках, все крупные, суровые, стоят вокруг одного высокого мотоциклиста, который еще не снял шлем. Он играет в видеоигру, какую-то викторину, а все остальные выкрикивают правильные ответы. Он не обращает на них внимания и жмет на кнопки.

Мотоциклистка в красном заходит в кафе, подходит к прилавку и просит у официантки стакан чаю и сэндвич с сыром.

Тут ему нечего делать. Это тело ему велико, а ездить на мотоцикле он не умеет. Он жмет на кнопку.

Он на балконе. С балкона виден бассейн. Бассейн окружен большим садом. В углу сада видны ворота. Он одет в белый костюм. Солнце садится, легкий ветер играет его волосами. Он закрывает глаза и подставляет себя ветру.

За спиной он чувствует легкое покашливание.

В проеме балконной двери стоит роскошно одетый дворецкий, в руке у него блюдце с кусочком пирога и вилкой.

Дворецкий подходит, ставит пирог на столик в углу балкона, легко кланяется и возвращается в дом.

Он медленно приближается к столу. На блюдце, похоже, чизкейк. Он отрезает кусочек и пробует. Действительно чизкейк. Пирог – не фикция. Когда он снова протягивает руку к пирогу, то замечает, что на тыльной стороне ладони у него что-то написано. Он откладывает вилку и рассматривает руку.

На правой кисти, между большим и указательным пальцем, татуировка маленьким шрифтом: «Здравствуйте, члены коллектива. Мой дом – ваш дом».

На левой кисти, в том же месте, написано: «Времени мало, используйте его».

Миллионеры-чудаки. Что бы мы делали без них.

Он доедает пирог и отправляется осматривать дом. У него в запасе как минимум двенадцать часов. Интересно, есть ли тут винный погреб?

12

– Я требую позвать заведующего! – сказал я.

Сотрудница справочной смотрела на меня как баран на новые ворота. Она наклоняла голову, считая, что это проявление умеренной учтивости, и белый проводок ее наушников слегка двигался. До меня доносились приглушенные звуки баса, которые лились в нее, пока она говорила со мной. Куда ни пойдешь, повсюду эта новая группа, «Дибон спот». Я был готов поспорить на деньги, что она сейчас слушает именно это.

– Сожалею, боюсь, что у нас тут такого нет.

– Кто-то обчистил мою ячейку, – сказал я. – Вы должны нести ответственность за ячейки.

– На самом деле, если честно, это не так, – сказала она и указала на большую белую вывеску над стойками с ячейками. На ней было написано: «Дирекция станции не несет ответственности за утрату или порчу имущества, складируемого в ячейках камеры хранения».

– Дирекция просто прикрывает свою задницу, – ответил я. – Эти ячейки должны охраняться и быть под наблюдением. В своей рекламе вы говорите о «годах охраны». Я ежемесячно плачу вам за свою ячейку вот уже четыре года и требую, чтобы кто-нибудь объяснил мне, почему она пустая и где то, что в ней было.

– А что в ней было?

– Это… это личное, – ответил я.

– Номер ячейки?

– Четыреста восемьдесят.

– Есть следы взлома? – спросила она, быстро щелкая мышкой. Не представляю, как они управляются с компьютером с таким умопомрачительным маникюром, честное слово. Изумительное умение.

– Нет.

– Вы уверены, что не забрали вещи сами? – спросила она.

– Вы думаете, что я совсем тупой?

– Послушайте, – сказала она, уходя от ответа, который, видимо, был бы мне неприятен, – у нас система охраны ячеек компьютеризована. Каждое открытие документируется. Вашу ячейку открывали две недели назад.