Военная контрразведка от "Смерша" до контртеррористических операций - Николай Ефимов

— Насколько эта задача была выполнена? Можно ли считать, что, как утверждают некоторые авторы, немецкая разведка на Восточном фронте вообще ничего не смогла сделать?

— Согласитесь, что если подрывная работа в широких масштабах у немцев во время войны не получилась, то все-таки кое в чем они и преуспели. Хотя бы в том, что столько людей во власовской армии оказалось. Но в целом я считаю, что органы контрразведки во время войны со своей задачей справились.

— Конечно, во время войны вам приходилось встречаться с военными контрразведчиками, с сотрудниками органов «Смерш». Что вы можете рассказать об этих людях? И как, кстати, относились к ним в войсках?

— Прежде всего отмечу, что среди военных контрразведчиков было много очень самоотверженных людей. Я сейчас, к сожалению, фамилии не помню, но когда я еще в батальоне был — в 120-й, потом 50-й лыжной бригаде, был у нас представитель Особого отдела, старший лейтенант. Так он с нами и в атаку ходил, и при выполнении всех боевых задач был в самых опасных местах. Ему часто приходилось бывать даже там, куда и мы не ходили. В общем, эти люди в подавляющем своем большинстве и воевали хорошо, и службу несли честно.

Надо еще отметить, что они, в основном те из них, кто в старшем звене работал, в той или иной степени участвовали и в планировании боевых операций, особенно с точки зрения того, чтобы хорошо преподать противнику дезинформацию или скрыть от него нашу информацию. По этим вопросам с ними советовались, ну и сами они активно участвовали и большую пользу приносили.

— Можете привести пример?

— Насколько я знаю, именно по предложению военных контрразведчиков еще в 44-м году, когда война на западе продолжалась, было принято решение возвращать на Дальний Восток некоторые дивизии, которые пришли оттуда в начале войны. В частности, с Карельского фронта, где во второй половине 44-го года боевые действия уже завершились. Первые из этих дивизий, возвращавшихся на Дальний Восток, встречали торжественно, с цветами, и вряд ли кто понимал, что на самом деле это идет переброска войск в преддверии будущей войны с японцами. Потом туда и другие дивизии перебрасывали, но уже не столь торжественно, не так очевидно… Таким образом, под прикрытием этого возвращения была достигнута внезапность начала наших военных действий, что имело решающее значение в успешном проведении Маньчжурской стратегической операции.

— Теперь-то известно, что для японцев ее начало явилось большой неожиданностью…

— Но, возвращаясь к вашему вопросу, опять-таки повторю, что люди разные бывают, в том числе и среди контрразведчиков. Были и такие, которые страдали излишней подозрительностью, занимались «дежурными» придирками. Вообще, чтобы быть хорошим контрразведчиком, надо быть хорошим психологом. Сотрудник контрразведки должен сам все уметь разглядеть и понять, потому что всякое недоверие, излишнее пристрастие в этих делах — оно оскорбляет людей. Вообще, нужно помнить, что работа контрразведки деликатная, ведь порой судьбы людей ломаются из-за того, что какие-то сведения подаются неправильно.

— Вам приходилось сталкиваться с такими моментами?

— Конечно. Но, знаете, дело усугублялось тем, что во время войны за, так сказать, благонадежностью людей наблюдала не только военная контрразведка. Этим занимались и политорганы, и органы прокуратуры, и трибуналы, а также еще партийные и комсомольские организации. А во всех этих партийно-политических и прочих организациях было немало людей типа Мехлиса. Честно говоря, сегодня даже удивляться приходится, как это наши командиры выдержали такое количество надзора над собой.

— Это как понимать?

— Вот, смотрите, в 43-м, 44-м году я был начальником оперативного отдела бригады, дивизии. Всегда находился около командира соединения, на передовом командном пункте, и сколько таких командиров перед моими глазами прошло! Но вспоминаю, что ни один из них просто не осмеливался сказать, что он сейчас приляжет отдохнуть на два или три часа, что он пошел помыться или покушать. Поэтому в таких случаях командир дивизии говорил: «Сиди у телефона, скажи, что я ушел на передовую». Мы так и говорили: «Ушел на передовую». Кстати, в первые дни войны командиры отдыхали только украдкой, словно бы вообще не имея права ничего этого делать. Мол, как это: идет война, а он — спит? Но ведь не может человек выдержать совершенно без сна больше двух-трех суток! Однако у нас никак этого не могли понять.

— Думаю, это все же политорганы так старались… Военная контрразведка занималась реальной бдительностью.

— Знаете, тут тоже должны быть свои пределы. О результатах излишней подозрительности можно судить на примере Анвара Садата, президента Египта. Я приехал туда в 1970 году, как раз когда Насер скончался и Анвар Садат пришел к власти. Он тогда приказал: оружие сухопутных войск охранять военно-морскому флоту, оружие военно-морского флота — ВВС и ПВО… Эта подозрительность, тотальный надзор довели до того, что сами же солдаты Садата и убили! Так что до крайностей, до чертиков никогда нельзя доводить даже хороший контроль. Хотя всем понятно, что контроль в войсках нужен.

— Махмут Ахметович, а сами вы во время войны вражеских агентов видели?

— Ну, как сказать — вражеских агентов? Помню, при мне в Белоруссии, в районе Молодечно, арестовали двух человек, которые были в партизанском отряде, а на самом деле они работали на немецкую разведку. Но, чем все это кончилось, я не знаю. Зато при подготовке Маньчжурской операции я повидал их предостаточно. Кстати, там наша разведка в основном опиралась на китайцев, а среди них, к сожалению, было много людей, которые на самом деле оказывались агентами-«двойниками», работавшими и на нас, и на японцев. Так что многие данные, которые они давали, потом не подтвердились. Военные контрразведчики разоблачали таких «двурушкников».

С военными контрразведчиками пришлось мне встречаться и в Афганистане. Хотя в тот период советских войск в ДРА уже не было, только небольшая группа военных специалистов работала, но обстановка была очень сложная, и контрразведчики выполняли очень важные и ответственные задачи.

— То есть — возвращаюсь к ранее заданному вопросу — военнослужащие понимали необходимость деятельности органов военной контрразведки? Ведь если сейчас посмотреть иные телефильмы, то даже «человеческого лица» у сотрудников «Смерша» не разглядишь…

— Действительно, в пресловутом «Штрафбате» и некоторых других фильмах контрразведчиков изображают в виде каких-то зверей, что создает у молодежи превратное представление. Но фронтовики этому не верят! Вы же понимаете, что если бы не помощь личного состава боевых подразделений, то сотрудники «Смерша» мало что могли бы сделать. Не нужно рассуждать, как сейчас любят, о каком-то «стукачестве», «доносительстве»: каждый честный, хороший, верный данной присяге военнослужащий был заинтересован в том, чтобы среди нас не было случайных, а тем более злонамеренных людей, которые будут стрелять нам в спину и выдавать наши секреты противнику.

В том, что солдаты и офицеры помогали контрразведчикам, сказывалось и их патриотическое воспитание, и то, что большинство из работников контрразведки умели расположить к себе людей, убедить их в том, что выявлять врагов, чужих людей, обеспечивать бдительность и сохранять тайны — это наша общая задача, а не забота одних только контрразведчиков. Поверьте, во время войны без сохранения тайны вообще ничего нельзя сделать.