Мир пауков. Пустыня - Колин Генри Уилсон

А в голове звенело гулким эхом: «Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!» Да уж… Теперь все ясно. Разумеется, дочери владыки он кажется не более чем заморышем. Ему было так стыдно, что хотелось плакать. И все же, вспомнив сегодняшнее утро, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась, скрытно так, когда прощались? Неужто попросту играла с ним? Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность. «Ненавижу», – решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой того и гляди из глаз брызнут слезы.

– Где был? – голосом отца спросила темнота, когда Найл вернулся в спальню.

– Не спалось, решил сходить погулять. – Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, натянув одеяло до подбородка, затем помолчал немного и сказал: – Я подумал о завтра. Я с тобой.

Улф кашлянул:

– Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку. А у самого голос задрожал от плохо скрытой радости. Уж кто-кто, а Найл хорошо знал отца.

Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение властителяСам Каззак проводил гостей до самого выхода и там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, он не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.

– Помни, – еще раз повторил Каззак Улфу. – Ты получил от меня приглашение вернуться сюда со своей семьей. – И добавил задумчиво: – Сайрис в последний раз я видел, когда она была еще совсем девочкой. Улф почтительно кивнул:

– Мы все с ней обговорим, властитель. Найл знал наперед: никакого разговора не будет.

– Уж ты постарайся, – сказал напоследок Каззак и заспешил обратно внутрь. Предрассветный ветер для него, видно, был чересчур прохладен. Полоска неба на востоке чуть посветлела, а над головой все еще стояла непроницаемая мгла. Впереди свет звезд отражался на недвижной глади озера. Зрелище так зачаровывало, что даже горькие мысли о Мерлью на время забылись, но вскоре в памяти снова всплыли слова об «этом, тщедушном», и настроение опять резко ухудшилось. Так что следующие полчаса или около того юноша тешился тем, что рисовал в уме картины, где гордячка Мерлью платит за причиненную ему обиду.

Вот ее ловят и тащат к себе в город пауки-смертоносцы. У нее остается одна надежда – на Найла…

– Мы решили, что через плато вообще не стоит идти, – прервал его мысли Улф. – Каззак сказал, быстрее будет, если пойдем через горы на северо-западе…

– Я ничего советовать не могу, – скромно отозвался Хамна. – Никогда не забирался в такую даль. Но мне говорили, по ту сторону гор земля лучше. Там последний десяток лет довольно часто шли дожди. Все вместе они добрались до берега, озера и двинулись прямиком на запад. Поклажа была тяжелее, чем неделю назад, когда выходили из пещеры (Каззак не поскупился на подарки), но нести ее было не слишком трудно: путников снабдили заплечными кузовами, которые приторачивались к поясу особыми лямками. Когда небо заметно посветлело, Найл обернулся через плечо и неожиданно увидел паучьи шары, отражающие лучи восходящего солнца. Шаров было два, оба плыли на порядочной высоте в сторону соленого озера. Юноша поспешил предупредить остальных, и все путники укрылись под кривыми сучьями боярышника. Пауки вряд ли могли их заметить, день едва занимался, да и шары проплывали на высоте не меньше ста метров. Хамна и Корвиг, заметил он, не то что не всполошились, даже не обеспокоились. Они достали из кузовов фрукты и начали жевать с таким беспечнорассеянным видом, будто находились на увеселительной прогулке. Выждав, когда шары скроются за горизонтом, путники выбрались из укрытия и пошли берегом озера. Найл заговорил:

– Я смотрю, не очень-то вы с паучками осторожничаете.

– Как-нибудь научились с ними обходиться, – откликнулся, пожав плечами, Хамна.

– Но… – Поймав упреждающий взгляд отца, Найл осекся и замолчал. С рассветом поднялся ветер. Его направление менялось несколько раз, а в конце концов возобладал северо-западный.

По мере того как утро разгоралось, он окреп, стал сухим и жарким, и вот уже пахнуло раскаленным дыханием пустыни. Вскоре это уже и ветром нельзя было назвать, он походил, скорее, на бурю, несущую косматые облака пыли и колючего песка, от которого неудержимо струились слезы. Хамна и Корвиг сникали на глазах. Было видно, что увеселительная прогулка все больше превращается для них в испытание на выносливость. Свои накидки они обернули вокруг лиц, оставив лишь узкую щель для глаз, и так шли, с трудом превозмогая порывы встречного ветра. Примерно через полчаса Улф предложил им повернуть назад. Те вначале отнекивались, считая делом чести сопровождать путников хотя бы в первый день пути, но Улф заметил, что главная ценность совместной дороги – общение – при такой погоде явно теряется. Больше провожатых уговаривать не пришлось. Они обнялись, пообещали друг другу непременно встретиться вновь и расстались. Хамна с Корвигом с явным облегчением повернулись к ветру спиной. Теперь Улф озабоченно прикидывал, разумно ли будет отправиться через горы.

Это легче, чем через плато, зато дольше, хотя При секущем этом ветре, от которого растрескивались губы, все равно шагу не прибавишь. Согнувшись в три погибели и щурясь сквозь напряженно подрагивающую щель в намотанной на голову материи, путники упорно двигались вперед, стараясь проделывать в час около пяти миль.

Найл с вожделением поглядывал на подернутые крупной рябью воды соленого озера, но знал, что туда лучше не соваться. Если, искупавшись, не смыть соленую воду в ручье, будет еще хуже. К той поре, когда солнце достигло зенита, оба выбились из сил. Привал и обед договорились устроить в ближайшей рощице или кустарнике, как только те подвернутся. Но вот еще две мили позади, а вокруг ни деревца, ни кустика. Через полчаса путники определили, что находятся на западной оконечности озера и дорога теперь лежит через пустыню, к изрезанным горным отрогам и пересохшим руслам рек. В этом месте Найл неожиданно для себя рассмотрел в паре сотен метров справа предмет, напоминающий большой валун.

Тронув отца за плечо, он молча указал головой в сторону камня. Улф кивнул, и они заспешили туда. Прошли с полсотни метров, и стало ясно, что это не камень, а остатки строения. Основная его часть была погребена под слоем песка, наружу торчали лишь изломанные контуры стен. С западной стороны строения надуло целую дюну. Взобравшись туда, где полуразрушенная стена была пониже, отец с сыном увидели запорошенный толстым споем песка внутренний дворик. В глубине, на противоположной его стороне, виднелись ступени, изрядно выщербленные ветром. Ступени всходили на вершину башни, теперь уже укороченной вдвое по сравнению с прежними размерами. В целом строение напоминало ту самую крепость на плато, только более мелкую и обветшалую. Какое-никакое, а укрытие от ветра. Спрыгнув на мягкий песок, путники испытали несказанное облегчение: здесь было спокойно и тихо. Оба так вымотались, что следующие полчаса просто сидели, опершись спинами о стену и вытянув натруженные ноги. Ветер, казалось, взвывал от отчаянья, досадуя, что не может добраться до них. Сидя так с закрытыми глазами, Найл слушал, как постепенно унимается сердце и уютные волны спокойствия накатывают, освобождая от всякого волнения. Улф коснулся руки сына. Найл, оказывается, ненадолго задремал. Юноша поднял голову, чтобы взглянуть на положение солнца, и с удивлением обнаружил, что в небе просвета не видно из-за туч. Ветер неистовствовал, и, хотя защита стен казалась надежной, песок на дальнем конце двора вихрился смерчем. Небо угрожающе потемнело, и вскоре опустилась мутная мгла, а ветер обрел такую мощь, что Найл начал уже опасаться, так бы он не свалил стену, за которой они укрылись. Путники достали из кузова шелковые полотнища и завернулись в них. Обоим казалось, будто ветер задувает со всех сторон сразу, пытаясь добраться до двух бродяг, а туча песка тяжело перекатывается через стену, как вода через мол.