Крымская война. Соотечественники - Борис Батыршин

— Русские отвечают, сэр! — крикнул рыжий «претти». — Пишут: «Корабли Белого Флота «Помор» и «Адамант». Сопровождаем караван с беженцами. Порт назначения — Стамбул.»

— Запросите, нужна ли помощь.

— Уверен, они откажутся, сэр. — сказал вахтенный офицер.

— Нисколько не сомневаюсь, Парсонс. Но следует соблюдать вежливость, даже с моряками битого флота, не так ли?

— Ответили, сэр! «В помощи не нуждаемся, следуем своим курсом.»

— Вот, значит, как… — проворчал кептен. — Пишите: «Не можем опознать ваши корабли. Повторите названия и класс.» И продублируйте ратьером, Парсонс.

Старшина застучал шторками сигнального фонаря. В ответ на головном русском корабле засемафорила яркая точка.

— «Малый противолодочный корабль «Помор». Патрульно-сторожевой корабль «Адамант».»

— Ну вот, Томас, мой мальчик, вы оказались правы. — довольно прогудел кептен. — Это действительно шлюпы.

Парсонс удивленно поднял брови.

— Но, сэр, разве русские строили корабли для охоты за субмаринами? Они же не сталкивались с настоящей подводной угрозой!

— Да, в этом плане им повезло. Но и здесь, и на Балтике кайзеровские подводники не сидели, сложа руки. Помните историю с пропажей в шестнадцатом году русской авиаматки «Алмаз»?

— Его потопила подводная лодка, сэр?

— Точно не установлено. Кажется, одновременно с ним пропал один из дестроеров. Так что русские могли переоборудовать несколько кораблей в охотники за субмаринами.

— Но, сэр, почему нам об этом не известно?

Кептен сделал знак старшине.

— Сигнальщик!

— Yes, sir!

— Передавайте: «Немедленно остановить судно, принять досмотровую партию.»

— Да, Парсонс, это еще одна загадка. Что-то их многовато вокруг этих посудин… Вызывайте наверх морских пехотинцев, и пусть боцман спускает барказ. Отправляйтесь к русским и выясните, что это еще за «противолодочные корабли» объявились!

— Сэр, русские ответили! — выкрикнул «претти». На этот раз голос его звучал неуверенно. — Они отказываются подчиниться.

— В каком смысле? — нахмурился кептен.

— Пишут: «Не можем выполнить ваше указание. Находимся в российских территориальных водах, следуем своим курсом».

— Они там что, с ума посходили?

— Может, их капитан пьян? — осторожно предположил вахтенный лейтенант. — Русские никогда не отличались дисциплиной, а уж теперь, когда они лишились своей страны и драпают в эмиграцию — не удивлюсь, что у них пол-команды под градусом!

— Не похоже, Парсонс. Вы же видели, как четко они маневрировали. И отвечают почти мгновенно. Вот что…

Командир «Карадока» на секунду задумался.

— Орудиям главного калибра — наводить на цель! Башня «А», предупредительный выстрел по курсу головного шлюпа. Надеюсь, это их протрезвит…

II

Посыльное судно «Казарский»

Бывший краском Иконников, стоял на низком, открытом всем ветрам мостике. Он сделал свой выбор. Он сделал его не тогда, когда всадил пулю в комиссара. И не после беседы с высокомерным капитаном первого ранга. Тот предложил бывшему лейтенанту паровой катер: не хочешь оставаться в Севастополе — плыви, куда душа пожелает, хоть в Поти, хоть в Констанцу, хоть в Стамбул!

Иконников попросился со вчерашними врагами после того, как узнал от инженера Глебовского что затевают странные беляки и откуда они на самом деле явились. Последней соломинкой стал рассказ одного из гостей о том, чем завершится для него служба у большевиков: арест, суд, смерть в лагере. Но Иконников не предавал товарищей! В конце концов, он едет не в белую эмиграцию и не на Дальний Восток, где недобитки еще дерутся с Советской властью! И даже в дезертирстве он не виноват: не идти же в расход из-за нелепого случая с комиссаром!

Его приняли. И даже посоветовали нацепить на китель лейтенантские погоны. Новые сослуживцы не обвиняли лейтенанта в нарушении присяги, и даже командир крейсера, так холодно встретивший Иконникова, в итоге смягчился и предложил принять «Казарского» вместо подводной лодки, которую оставляли в Севастополе.

Иконников с радостью согласился. Пусть кораблик и крошечный, зато полностью и безраздельно его. Только моряку дано понять, что значит «свой» корабль… Команду на «Казарский» набрали по полным штатам, включая артиллеристов и минеров — людей для этого брали даже с «Живого». Миноносец, как и другие «угольщики», «Строгий» и «Свирепый», хоть и вооружен не в пример солиднее, но для боя не годятся, неисправны машины. А Зарину непременно хотелось, предвидя в «неизбежные на море случайности», иметь в отряде еще одну боеготовую единицу.

Алексей Алексеевич не вылезал из машинного отделения, приводя в порядок то, что можно было исправить. Салотопов, заново нацепивший нашивки кондуктора, вместе с механиком Водяницким рыскали по складам управления порта и тащили на «Казарского» все, что плохо лежало: жестянки с солидолом, графитовые щетки к динамо, ацетиленовую сварочную горелку с газовыми баллонами, прожектор, пять пулеметов, новенькие, в масле… Водяницкий где-то раздобыл десяток французских полевых телефонов и катушку провода в гуттаперчевой изоляции.

Механик оказался сущим сокровищем. Служивший на подлодках еще в девятом году, на Тихом океане, он ходил в боевые походы в германскую; в Гражданку воевал на Онежской флотилии, потом в Николаеве, механиком на канонерской лодке. Там его разыскал Иконников и забрал на АГ-23.

Почему Водяницкий, убежденный большевик, решил уйти от красных, лейтенант не думал. О своем решении слесарь объявил после того, как сутки напролет вместе с Макарьевым из портовых мастерских менял прогоревшие трубки котла. Кстати, Макарьев тоже попросился с ними… Иконников порадовался — грамотные специалисты наперечет! — и тут же выклянчил Макарьева в экипаж. Пусть временно, на один поход — зато теперь, когда в низах хозяйничают эти двое, изношенная машина будут работать как часы фирмы «Павел Буре».

* * *

С «Алмаза» отсемафорили: «иметь скорость 17 узлов». Иконников двинул ручку машинного телеграфа и проорал команду в амбушюр. Часто, громко, задребезжали колокола громкого боя — тревога, тревога, тревога!

Иконников не питал иллюзий насчет исхода предстоящего боя: «Казарский» с двумя малокалиберными пукалками и единственным торпедным аппаратом не протянет под огнем «Карадока» и четверти часа. Но отчаянный подплавовец не желал больше прятаться от врага. Бой так бой, а придется хлебать соленую водичку — на все воля Божья! На корме, как во времена его лейтенантской службы, трещит на ветру Андреевский флаг, угольный дым стелется над волнами, ходовой бурун захлестывает полубак до самого мостика. Наплевать! С идущего впереди «Алмаза» несется, усиленная мощными репродукторами песня, знакомая любому русскому моряку:

«Наверх все, товарищи, все по местам,