Сталин - Дмитрий Волкогонов

Не лучше положение было и в делах международных. Конфликт с Тито показал всем – Сталин не всесилен. Созданный им Коминформ – в параличе. «Холодная война» высветила контуры возможного нового мирового конфликта. Но Сталин не понимал, что мир на пороге новых перемен. Нужно было новое мышление, новые подходы, новые альтернативы, признающие приоритет общечеловеческого над классовым. Сталин был совершенно не способен к такой эволюции. Каждый год жизни Сталина, не случись с ним в 1953-м удара, лишь углублял бы тяжелый политический кризис страны. Судьба распорядилась иначе; смерть «вождя» открыла новые возможности для преодоления того, что позже люди назовут сталинизмом. Как сказал Вергилий: «Каждому назначен свой день». И он, этот день, пришел. Великие права и свободы, завоеванные трудящимися в борьбе, оказались серьезно урезанными и не могли выйти из сталинской колеи. Но Сталин оказался не в состоянии все деформировать: многое выжило, хотя и в усеченном виде. На фоне кризиса, который мы смогли в полной мере рассмотреть лишь спустя десятилетия, нельзя отрицать огромную жизнестойкость советского народа…

Однажды, когда Джугашвили еще только вступал в отрочество, духовник в семинарии читал наставление по основам Евангелия. Большими глазами Coco смотрел на священника, пытавшегося убедить его, что Иисус не желал земной власти, а стал гонимым странником, предпочитая славе страдания и смерть. А за несколько часов до Голгофы назвал себя Мессией. Бог, соединившись с людьми, стал богочеловеком и разделил участь всех гонимых за правду…

Юный Джугашвили не мог понять, почему Бог отказался от власти на Земле? Если бы он ее взял, то мог бы изменить участь не только гонимых, но и всех, кого бы счел нужным… Стряхнув с себя библейские постулаты, он, однако, еще с юношества сохранил устойчивый взгляд на власть, которая способна дать человеку силу и волю сродни божественной.

Жизнь и смерть Сталина подтвердили ряд вечных истин. Пропасть истории одинаково глубока для всех. Но эхо падения ушедшего туда может доноситься как призыв и свидетельство Добра или Зла. Чем больше мы узнаём о Сталине, тем глубже убеждаемся, что ему суждено стать в истории одним из самых страшных олицетворений Зла. Никакие благие намерения и программы не могут служить оправданием актов бесчеловечности. Сталин своей жизнью еще раз показал, что даже благородные, высокие человеческие идеалы можно вывернуть наизнанку, если политика отказывается от союза с гуманизмом. Повторю: Сталин выпустил из поля зрения главное – человека. Для «вождя» человек всегда был и остался составной частью массы, а это почти ничто. Жизнь и смерть Сталина подтвердили, что единовластие как выражение диктатуры одного лица исторически исключительно хрупко. Оно гибнет, исчезает вместе со смертью единодержца. Сталин никогда не мог и не хотел понять, что подлинно свободное общество – это не платформа для пирамиды, на вершине которой находится один человек, а ассоциация, где каждый волен принимать участие в выборе собственной судьбы.

Жизнь и смерть Сталина показали, что отсутствие гармонии между политикой и моралью всегда в конечном счете приводит к краху. Исторический маятник событий в нашей стране поднял Сталина на высшую точку и опустил его до низшей. Жизнь и смерть Сталина рельефно высветили, что человек, верящий только в могущество насилия, может идти лишь от одного преступления к другому. Декорации, созданные диктатором из его «славы, мудрости, прозорливости, почитания», рано или поздно рушатся. Своей жизнью и смертью Сталин показал, что его претензии на совершенство управления оказались призрачными. Его способность овладевать сознанием людей, превращать их в бездумных исполнителей является грозным предупреждением – к чему может вести власть бесконтрольная, абсолютная и сконцентрированная в одних руках. Но это историческое предупреждение мы в полной мере еще не учли. Надежных гарантий по недопущению обожествления первого лица в государстве и обществе пока еще не создано. Триумф Сталина и трагедия народа – вечное предостережение… История Сталина обвиняет. Смерть не стала его оправданием.

В этой главе уже говорилось, что сталинизм родился на марксистской почве. Я убежден в этом. Но Сталин смог так перепахать и удобрить эту почву, что на ней стали произрастать социальные и нравственные уродцы в виде бюрократии и догматизма, которые и поныне еще неотделимы от нашей жизни. Мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что сталинизм появился и вырос на почве ленинизма, все более извращаемого в направлении тоталитарности. Сталинизм уже не оставил места для самой главной ценности – свободы. На одной и той же почве могут произрастать, мы это знаем, самые различные растения. Сталин вырастил плоды, многие из которых повергли бы в ужас тех, кто задолго до Октября мечтал о «царстве справедливости и счастья». Примечательно, что в своей речи на Красной площади во время похорон «вождя» Берия сказал, что Сталин «оставил нашей партии и стране великое наследие, которое надо беречь как зеницу ока и неустанно его умножать». При мысли о том, что у Монстра появилась бы возможность «умножать», становится страшно…

Проживи Ленин еще хотя бы 5–10 лет, может быть, что-то развивалось бы по-иному. Хотя именно он положил начало тоталитаризму. Это не абсолютизация роли личности, это вера в те силы, которые «держали в умах и руках» великую идею. К сожалению, эта идея, родившись почти полтора столетия назад, нигде так и не смогла в максимально полной форме материализоваться. Прежде всего потому, что она утопична. Деяния Сталина заставили слишком многих усомниться в возможности гуманистической ее реализации. Поэтому, говоря о том «наследии», которое оставил Сталин, следует сказать, что Маркс и Энгельс непосредственно неповинны в той больной тени, которая надолго накрыла их великие идеи. Благодаря Сталину марксизм как бы обмелел. Мы перестали видеть его подлинную сущность. А она, по моему мнению, не одномерна, а многомерна. Одномерное видение марксизма, к чему за тридцать лет Сталин и его пропагандистская машина постепенно приучили миллионы людей, стало им представляться как набор догматов, которые привели к «обмелению» не только теории, но и самой революции. Марксизм устарел и выродился. Ленин бы содрогнулся, представь он хоть на минуту, хоть на одну сотую то зло, которое принесет его делу первый генсек партии. Жан Жорес, излагая историю французской революции, написал знаменательные слова: «Великие вершители революции и демократии, трудившиеся и сражавшиеся более века назад, не ответственны перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями. Судить о них так, словно они должны были завершить драму, словно истории не предстояло продолжаться после них, – сущее ребячество и несправедливость. Их дело неизбежно было ограниченным; но оно было великим». Суд над Сталиным нельзя буквально превращать в суд над Лениным, как это порой часто делают, ибо Ленин, говоря словами Жореса, не во всем «ответствен перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями». Но истоки неудачи берут начало у Ленина.

Эти поколения, как мы знаем, повел тот, кто совершил самое страшное преступление, поставив знак равенства между великой идеей и собственной властью. Все преступления Сталина производны от этого, главного преступления. Эта констатация определяет характер и содержание сталинского «наследия» и его роль в истории. Трудно не согласиться с Милованом Джиласом, который приходит к выводу, что «Сталин – один из наиболее чудовищных насильников в истории». Сталинское «наследие» можно было бы выразить формулой: страдания, несчастья, гибель миллионов – во имя «счастья» остальных. Главной жертвой сталинизма стала свобода. «Вождь народов» не был императором, но, наверное, ни один монарх не обладал такой неограниченной властью, как Сталин.