Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

липкими внутри, волосы свисали сальными прядями, и по примеру Сэди Фергусон большую часть времени я проводила в сорочке.

Поэтому, когда миссис Толливер велела нам помочь со стиркой, мы бросили играть в мушку — Сэди выигрывала — и кинулись исполнять, чуть ли не отталкивая друг друга.

Во дворе было куда жарче и не менее сыро, чем в камере: из котла поднимались клубы пара, отчего наши сорочки из грубого полотна стали совсем прозрачными от пота, а лицо облепили мокрые пряди волос. Зато здесь не было клопов, и хотя солнце немилосердно палило, отчего у меня сразу покраснели нос и руки, — что ж, и за это стоило быть благодарной.

Я спросила миссис Толливер о своей недавней пациентке; надзирательница со страдальческим видом поджала губы и покачала головой. Прошлой ночью шериф отсутствовал, и, судя по нездоровой бледности, дама провела долгую одинокую ночь в компании бутылки джина.

— Вам лучше присесть в теньке и выпить… воды, как можно больше, — посоветовала я. Чай или кофе более эффективны, но в колонии они на вес золота — вряд ли жена шерифа могла позволить себе такую роскошь. — Если у вас найдется ипекакуана или немного мяты…

— Благодарю за ценные советы, миссис Фрэзер! — отбрила она, покачнувшись; ее щеки лоснились от пота.

Я пожала плечами и принялась вытаскивать белье пятифутовой деревянной мешалкой, до того изношенной, что потные руки скользили по отполированному дереву. Мы старательно выстирали, выполоскали, отжали белье, обжигая руки, развесили сушиться и обмякли в скудном теньке у дома, передавая друг другу жестяной ковшик с теплой водой из колодца. Миссис Толливер, невзирая на высокое социальное положение, вдруг присела рядом.

Я повернулась к ней, чтобы предложить ковшик, но она уже закатила глаза и медленно обмякла на груде сырого белья.

— Померла? — поинтересовалась Сэди Фергусон и огляделась по сторонам, явно оценивая шансы на побег.

— Не… Похмелье, да еще солнечный удар.

Я нащупала пульс — учащенный, однако вполне устойчивый. Я уже и сама начала прикидывать, не лучше ли оставить ее захлебываться в собственной рвоте и сбежать как есть, босиком и в сорочке, но меня опередили мужские голоса, доносящиеся из-за угла дома.

Их было двое: констебль Толливера — я его видела лишь мельком, когда меня привезли люди Брауна, — и щегольски одетый незнакомец в камзоле с серебряными пуговицами и шелковом жилете, испорченном пятнами пота. Гость нахмурился, озирая сцену разгульного непотребства.

— Это и есть заключенные? — уточнил он с ноткой отвращения.

— Да, сэр, — откликнулся констебль. — По крайней мере те, что в сорочках. Вон та — жена шерифа.

Ноздри Серебряных Пуговиц на миг втянулись и снова раздулись.

— Которая из них повитуха?

— Это я, — откликнулась я, выпрямляясь и принимая вид, полный достоинства. — Меня зовут миссис Фрэзер.

— Вот как, — отозвались Пуговицы скучающим тоном, словно ему было все равно — хоть королева Шарлотта. Он пренебрежительно оглядел меня с головы до ног, затем повернулся к потному констеблю: — В чем ее обвиняют?

Тот озадаченно нахмурился, переводя взгляд с Сэди на меня и обратно.

— Э‑э… Одна вроде сидит за подделку, а вторая за убийство. А вот кто из них кто…

— Я — убийца, — храбро выступила вперед Сэди. — А она — замечательная повитуха!

Я удивленно покосилась на нее, но Сэди едва заметно покачала головой и поджала губы.

— Хм-м… Ну ладно. У вас есть платье… мадам?

Я кивнула. Серебряные Пуговицы коротко приказал:

— Оденьтесь, — и повернулся к констеблю, достав из кармана большой шелковый платок и утирая лицо: — Значит, я ее забираю — передайте мистеру Толливеру.

— Так точно, сэр, — заверил его констебль, неуклюже кланяясь и расшаркиваясь. Он глянул на миссис Толливер в отключке, затем перевел строгий взгляд на Сэди: — Эй, ты! Занеси ее внутрь. Живо!

Сэди поправила пальцем затуманенные от пара очки.

— Да, сэр! Сию минуту, сэр!

У меня не было возможности переговорить с Сэди — я едва успела надеть корсет и платье и захватить свою сумку, прежде чем меня препроводили в экипаж — тоже довольно потрепанный, со следами былого величия.

— Не могли бы вы объяснить, кто вы и куда меня везете? — поинтересовалась я через пару-тройку перекрестков; мой спутник смотрел в окно с отсутствующим выражением лица.

Вопрос застал его врасплох, и он озадаченно моргнул, словно только сейчас понял, что перед ним одушевленный объект.

— Прошу прощения, мадам. Мы едем во дворец губернатора. У вас есть чепец?

— Нет.

Он поморщился, словно ничего другого не ожидал, и снова углубился в раздумья.

Предыдущий губернатор, Уильям Трион, не успел закончить постройку особняка — его отослали в Нью-Йорк. Теперь же огромный дом возвышался во всей красе, грациозно раскинув лужайки и клумбы вдоль подъездной дороги, только вместо величественных деревьев торчали тоненькие саженцы. Экипаж подкатил к центральному входу, однако мы — разумеется — обогнули дом, зашли с черного входа и спустились в подвальное помещение, отведенное для слуг.

Здесь меня поспешно втолкнули в комнату горничной, вручили расческу, тазик и кувшин с водой и велели привести себя в порядок.

Мой спутник — его звали мистер Уэбб, судя по почтительному приветствию кухарки — нетерпеливо дожидался, пока я наспех умылась и причесалась, затем схватил меня за руку и потащил наверх. Мы поднялись по узкой черной лестнице на второй этаж, где нас встретила испуганная молоденькая горничная.

— О, сэр, наконец-то вы пришли! — Она присела в реверансе перед мистером Уэббом, бросив на меня любопытный взгляд. — Это повитуха?

— Да. Миссис Фрэзер — Дилман, — он представил девушку по фамилии, согласно английской моде именования домашних слуг.

Девушка привела меня в просторную, изящно обставленную комнату: кровать с балдахином, комод орехового дерева, резной шкаф и кресло. Впрочем, общее впечатление несколько портила груда белья, предназначенного на штопку, перевернутая корзинка с шитьем, из которой вывалились нитки, и коробка с детскими игрушками. На постели возвышался небольшой холмик — видимо, это и была миссис Мартин, жена губернатора.

Дилман снова присела в реверансе и пробормотала мою фамилию. Губернаторша оказалась пухленькой и округлой — учитывая поздний срок беременности, — с маленьким острым носиком и близорукими глазками, чем живо напомнила миссис Крольчиху авторства Беатрикс Поттер. Впрочем, отнюдь не характером.

— Это еще кто? — спросила она, высовывая неряшливую голову в чепце.

— Повитуха, мэм, — отчиталась Дилман, снова приседая. — Вы хорошо спали, мэм?

— Нет, конечно! — сварливо отозвалась та. — Чертов младенец пинал меня в печень, всю ночь тошнило, знобило, и простыни мокрые от пота! Мне сказали, что в округе нет ни одной повитухи. — Она бросила на меня раздраженный взгляд. — Откуда вы ее выкопали, из тюрьмы, что ли?