Ярость Антея - Роман Глушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя новая знакомая намеревается обойти опасное место стороной, чему я несказанно рад. Возможно, твердолобому бойцу «Громового Кулака» все мои сегодняшние похождения показались бы легкой разминкой, но я пресыщен ими по горло. Достаточно, навоевался! Кому как, а Тихону Рокотову такой экстрим совсем не по нутру. Хватит с меня приключений!
– Как тебя зовут? – спрашиваю я у незнакомки, когда нагоняю ее на опушке парка. Куда она меня ведет, неизвестно, но ее уверенность внушает мне некоторое спокойствие.
Спутница отвечает не сразу. Я решаю было, что ее нежелание говорить – это намек на то, что надо держать язык за зубами. Но оказалось, вовсе нет.
– А ведь пять лет назад я даже представить не могла, что когда-нибудь мне начнут задавать этот вопрос, – снисходит-таки до ответа шатенка. В голосе ее слышна обида, но не злобная, а, скорее, усталая. «Ну вот, и ты туда же!» – словно хотела упрекнуть меня эта женщина, но в последний момент передумала и смягчила свой упрек.
– Ты говоришь так, будто я обязан тебя помнить, – хмыкаю я. – Хотя как знать, может, и впрямь помню. Вот только не обессудь, но у меня выдался слишком уж суетливый день. Удивительно, как в такой суматохе я собственное имя не забыл, не говоря об остальном. А, впрочем, погоди-ка…
Я вглядываюсь в профиль моей провожатой, бегущей на полшага впереди. Что-то неуловимо знакомое в ней действительно присутствует. Навряд ли мы когда-либо встречались. Но если она действительно являлась в прошлом известной в городе личностью, значит, ее лицо часто мелькало на телеканалах. А вот с именем все обстоит сложнее. Наверное, в спокойной обстановке оно рано или поздно всплыло бы у меня в памяти, но только не сейчас.
– Да знаешь ты эту стерву, – ворчит Скептик. Наша с ним общая память для него – что-то вроде родного дома, и ориентируется братец в ней, несомненно, лучше меня. Примерно настолько, насколько работник библиотеки лучше ориентируется среди книжных полок, чем ее посетитель, что захаживает туда время от времени. – Это ж наша местная олимпийская медалистка по бэтлкроссу, что на позапрошлых Играх серебро завоевала! А звать ее… Эх, дырявая твоя башка! Вроде бы Ольга, а вот фамилия… не то Сосновская, не то Осиновская. В общем, древесная какая-то фамилия, это точно. Проклятье, и почему боженька наградил моего брата такой короткой памятью!
– Ну конечно! – восклицаю я, «осененный» подсказкой Скептика. Спутница глядит на меня с недоверием, не иначе сомневаясь, что мне пришла на ум верная догадка. – Ты – та самая Ольга Осиновская, что выиграла серебряную медаль по бэтлкроссу на Олимпийских Играх две тысячи сто двадцатого года! А потом, кажется, еще спорттовары рекламировала и телепередачу на спортивном канале вела.
– Надо же! – всплескивает руками не шибко обрадованная, но явно польщенная спасительница. – Действительно, узнал! Только я не Осиновская, а Кленовская, хотя ладно: попытка, так и быть, засчитана… Ну а ты кто такой и зачем сюда явился? Или это секретная информация, которую не положено разглашать всякому встречному?
Я представляюсь и, не вдаваясь в подробности, вкратце обрисовываю, ради какой цели командование отрядило меня в эти негостеприимные края. Ольга тем временем выводит меня к скрытому под сенью парка комплексу небольших одноэтажных домиков. Судя по вывеске, раньше это был лыжный клуб, чей развалившийся за годы Кризиса трамплин находится на склоне одного из прибрежных холмов, выше по течению Ини. На пластиковых щитах, коими заколочены окна базы, скопился изрядный слой грязи, а грунтовые дорожки, по которым некогда прогуливались члены клуба, ныне едва видны в сухой траве. По всем признакам, клуб прекратил свое существование задолго до эвакуации города.
Единственный заметный в травяных зарослях след – неширокая автомобильная колея – ведет к запертым воротам гаража. Туда, как выясняется, и направляется госпожа Кленовская. Прежде чем ступить на территорию комплекса, она приказывает мне заткнуться, сбавляет шаг и, вытащив из кобуры «Прошкин», снимает его с предохранителя. Глядя на Ольгу, я тоже взвожу автомат, хотя на первый взгляд, кроме нас, вокруг нет ни души.
Оглядевшись и прислушавшись, моя провожатая молча указывает стволом пистолета на гараж и машет рукой, давая понять, что враг не обнаружен, но расслабляться все равно не следует.
– Так, значит, тебя отправили сюда затем, чтобы отыскать пропавшую экспедицию, и только? – возвращается Ольга к нашей прерванной беседе. Приподняв закрывающую выезд из гаража перегородку, спортсменка заглядывает в щель, освещает помещение притороченным к пистолету фонариком и, не выявив затаившейся в темноте угрозы, открывает ворота полностью.
– Почему же? – отвечаю я, догадавшись куда клонит спутница. – Кроме этого, мне поручено выяснить, остались ли здесь еще люди, которые не превратились в этих… как ты сказала? Молчунов?
– Да, мы зовем их так.
– Мы? – удивляюсь я.
– Мы, – повторяет эксперт по бэтлкроссу. – Я и еще четырнадцать человек, у которых к Душе Антея иммунитет. Похоже, это все, кто выжил в городе на сегодняшний день. Поначалу нас было двадцать четыре, но девять человек погибли, пытаясь разведать безопасные пути к подъемникам. Еще двое из нас так и так умрут в ближайший месяц. И еще пятеро – в течение следующего года, если не выберутся наверх. У этих семерых – тахисклероз Тюрго в разной степени тяжести. Они и не эвакуировались вместе со всеми лишь потому, что хотели умереть дома и нигде больше. А сейчас, благодаря своей болезни, доживают свой век людьми, а не зомби. Оказалось, пораженный тахисклерозом мозг невосприимчив к подземной заразе. Такой вот подарок судьбы…
Судя по следам на траве, Ольга приехала сюда на автомобиле, но я и представить себе не мог, насколько он древний. Прежде мне доводилось видеть подобные раритеты лишь в исторических телепередачах. Это был даже не архаичный китаец с примитивным водородным двигателем – семидесятилетний старичок – прародитель современного автотранспорта. И не коллекционный японец – типичный представитель легковушек, что съели сто лет назад последние запасы нефти на планете. Передо мной в полумраке гаража стоит подлинная экзотика полуторавековой давности: угловатый тупоносый внедорожник с широкими колесами, внушительных размеров радиатором, квадратным лобовым стеклом, ламповыми фарами и – я нарочно стучу по капоту – настоящим железным корпусом. Над радиаторной решеткой этого монстра красуется ничего не значащее для меня английское название «Лендровер».
И без того непрезентабельный вид автомобиля усугубляет притороченный к бамперу штурмовой таран. Он был переставлен на джип, вероятно, с легкого комендантского броневика, предназначенного для прорывов через баррикады и расчистки загроможденных переулков для прохода по ним пехоты. Наличие на внедорожнике Ольги этого приспособления говорит о том, что, во-первых, старинный «Лендровер» мощнее всех известных мне современных гражданских джипов. И, во-вторых, что теперь на улицах Новосибирска не автомобили являются угрозой для пешеходов, а совсем наоборот. Пятна запекшейся крови на таране также свидетельствуют о том, что сегодня Кленовская редко жмет на тормоз, когда видит у себя на пути человека. За что ее, конечно, следовало бы примерно осудить и наказать, но только не в «Кальдере». Здесь агрессивная езда считается не преступлением, а средством вынужденной самообороны, определять допустимые пределы которой может лишь сам обороняющийся.