Небесная танцовщица и капитан - Варвара Корсарова

Дама заполошно полезла в сумочку, вытащила двумя пальцами трефовый туз, удивленно вскрикнула и показала карту публике.

– Простите, карта попала в сумку, побывав в вашем пищеварительном тракте? – брезгливо осведомился супруг дамы.

Дама поскорей бросила карту на пол и вытерла пальцы платком.

– Господа, это всего лишь фокус! К чему эти физиологические уточнения! – замахал руками Блоб и загнал циркача за кулисы.

Настал черед Элли выступать. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза, как всегда делала перед выходом на сцену. И при этом постаралась представить что-то приятное и радостное, то, что давало ей толчок вдохновения.

Раньше она представляла: она стоит на пороге собственного дома – в котором живет одна, сама по себе! – а потом выходит в сад и босиком идет по зеленой траве, а впереди длинный солнечный день, полный приятных встреч и событий.

Но в этот раз представилось другое. Элли вдруг увидела, как она стоит плечом к плечу с Эвклидом Ларсеном возле штурвала, внизу расстилается поле облаков, и легкий ветер ласкает лицо. А потом Эвклид поворачивается к ней, и она касается его щеки кончиками пальцев. Обводит линию его жестких губ, и...

– Госпожа Элли Селеста с номером «Не зови меня замуж, приятель!» – объявил Блоб и ударил по клавишам.

Элли вздрогнула, открыла глаза и выпорхнула на сцену.

Блоб повторил вступление. Зал заполнили задорные аккорды.

Элли запела, сопровождая пение одновременно скромными и игривыми жестами.

Песня, которую она исполняла, была сомнительной, на грани пошлости. Но Элли дала ей другое звучание.

В ее исполнении история портовой подавальщицы вина, которая перебирает женихов и не может остановиться ни на одном, превратилась в рассказ наивной девушки, которая ищет и не может найти свое счастье.

Интонации и правильные ударения – великая вещь! Но Элли даже не задумывалась о том, как поет шаловливые куплеты. Она рассказывала публике о своих мечтах. И показывала их танцем между куплетами.

Наверное, она исполняла хорошо, потому что публика притихла и слушала ее очень внимательно. Элли кружилась по сцене, прижимала руки к сердцу, исполняла па нежно и чувственно, и все время чувствовала на себе взгляд капитана Ларсена.

Она пела и танцевала для него одного.

А когда она закончила и замерла посреди сцены, раскрасневшаяся и взволнованная, публика молчала еще несколько секунд, а потом бурно зааплодировала.

Элли посмотрела в зал. Эвклид Ларсен поднялся со своего места и размеренно хлопал в ладоши, и улыбался ей, и его глаза больше не напоминали льдинки – они горели ярким, обжигающим светом.

Но вдруг капитан отвернулся и нахмурился. К нему подошел невысокий человек в кожаной куртке и вручил ему бумажную ленту. Капитан сначала отмахнулся от него, но человек настаивал. Капитан забрал из его рук телеграмму и прочитал. И пока он читал, его лицо менялось.

Сначала на нем проступило недоверие. Потом его на миг исказил тяжелый, глубокий гнев. А потом оно опять стало бесстрастным.

Капитан спокойно, двигаясь как автомат, сунул радоиграмму в карман и направился к выходу. У двери задержался и жестом подозвал к себе доктора Гризвольда. Они обменялись короткими репликами и вышли. Капитан больше ни единого раза не взглянул на сцену, где Элли продолжала посылать публике благодарные улыбки.

Она повернулась и поспешила за кулисы и там обхватила себя руками. Ее бил нервный озноб, а грудь сдавила мучительная тревога.

Что случилось? Что за сообщение принесли капитану? Почему он позвал доктора Гризвольда?

Кто-то заболел? Кто-то, кто ему дорог? Или что-то случилось с дирижаблем? Может, на них напали пираты? Им всем грозит опасность? Эвклиду грозит опасность? Нужно скорее узнать!

Но концерт продолжался. Блоб выпустил Красавчика Криса.

Тот исполнил свой номер с огоньком, только в конце запутался: спел мужской куплет женским голосом, а женский – мужским. Но так получилось даже смешнее, публике понравилось, и Крис получил бурю аплодисментов.

Элли стояла за кулисами и не знала, что ей делать. Ей нужно увидеть капитана, узнать, что произошло!

Блоб вышел на сцену и начал благодарить публику за поддержку, а артистов за отличное выступление. Еще немного, и концерт закончится.

– Госпожа Селеста?

Перед ней стоял угрюмый матрос Луц.

– Капитан Ларсен просит вас пройти в библиотеку. И вас тоже, господин Майер.

– Зачем? – удивился Крис, растрепанный и запыхавшийся после выступления.

– У него есть к вам вопросы.

– Какие еще вопросы! – возмутился Крис.

– Не могу знать. Мне велено вас сопроводить.

– Слушайте, капитан не может обождать? Мы сейчас идем в салон, отмечать наш триумф!

– Велено доставить вас срочно.

Сердце на миг перестало биться, а затем застучало глухо и тоскливо. Элли догадалась, зачем их вызывает капитан, и что за телеграмму он получил.

Все кончено. Ее раскрыли. Капитан Ларсен знает правду.

* * *

Луц, топая тяжело и сердито, повел Элли и Криса по коридорам на палубу ниже, в библиотеку.

Элли приказывала себе не паниковать.

Что будет, то и будет. Она знала, на какой риск шла. Еще не все потеряно. Главное – не поддаваться страху.

Но больше, чем страх, Элли терзали стыд и растерянность.

Неважно, как капитан выяснил правду. Важнее другое: что он о ней сейчас думает? Кем считает? Наглой авантюристкой, обманщицей? Или натуральной преступницей? Какая часть правды ему известна? Что ее ждет?

Луц открыл дверь библиотеки, зашел первым и доложил:

– Госпожа Селеста и господин Майер доставлены.

Элли задрала подбородок и шагнула внутрь.

Капитан стоял посреди библиотеки, заложив руки за спину и хмуро смотрел на прибывших.

У Элли упало сердце. Увы, она не ошиблась. Ларсен вызвал их вовсе не затем, чтобы похвалить за прекрасное выступление на концерте.

– Капитан, зачем вы нас пригласили? – со спокойным любопытством поинтересовалась тетя Дженни. Она зашла следом за Элли в сопровождении стюарда, выбрала самое удобное кресло, уселась в него и достала вязание, как будто заглянула на дружеские посиделки у камина.

– Грег, закройте дверь и проследите, чтобы нас никто не беспокоил, – приказал капитан стюарду, не отвечая на вопрос тети Дженни.

Затем окинул троицу уничижительным взглядом и холодно велел: