Доктор Данилов в сельской больнице - Андрей Шляхов

— Нет смысла, — согласился Данилов.

Виски из-за отвыкания и без закуски (крекеры осточертели в больнице, а соленый арахис явно не годился) сильно ударило в голову. Данилову стало хорошо и спокойно. Хотелось соглашаться, не хотелось спорить, сидеть потягивать виски и восстанавливать силы и нервы. Он подумал о том, что неплохо было бы позвонить Елене и договорить с ней по-хорошему, но в этот момент внизу затянули нечто заунывное про безответную любовь.

Конончук поморщился и врубил вполсилы «Юрай Хип», видимо решив, что если и слушать про безответную любовь, то лучше пусть это будет «Джулай Монинг» («July Morning» — культовая песня британской хард-рок-группы Uriah Неер, записанная в июле 1971 года), а не тягомотина из серии «отец мой был природный пахарь». Разговор с Еленой пришлось отложить ввиду неподходящего звукового фона. «Позвоню потом, — решил Данилов. — Все равно она раньше часу не засыпает».

— Повторишь? — спросил гостеприимный хозяин, указывая глазами на стакан.

— Только не больше, чем в первый раз, — откликнулся блаженствующий гость.

Под новую порцию виски Конончук заговорил о перспективах.

— Гляжу я на то, что творится у вас, и ужасаюсь.

— У нас в отделении? — уточнил Данилов.

— У вас в ЦРБ, но больше всего меня интересуют травма и ваша реанимация. Если дело пойдет так и дальше, то скоро вас закроют, и тогда нам придется возить всех тяжелых и травмированных в Тверь или по соседним районам. Можешь себе представить, что за веселая жизнь у нас начнется: сутками из машин вылезать не будем, да еще каждую смену с трехчасовой переработкой закрывать. А то, что вы накроетесь, уже можно предсказать без карт и магического шара.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — возразил Данилов, которому не хотелось думать о плохом. — Дударь скоро выйдет — перелом у него нестрашный, без смещения, еще кого-то со стороны дать обещали…

— Один выйдет, другой уйдет! — хмыкнул Конончук. — Я лично всегда исхожу из худшего и стараюсь иметь что-то в запасе.

— И где же твой запасной аэродром, Костя? — прищурился Данилов. — Переберешься на тверскую «Скорую»?

— Может, на «Скорую», а, может, и нет. — Конончук напустил на себя загадочный вид, но быстро раскололся: — В нашем районе есть поселок Алешкин Бор, ты, наверное, о таком и не слышал…

— Нет, — подтвердил Данилов, — но название хорошее, запоминающееся. А чем славен Алешкин Бор?

— Родником с целебной водой и колонией строгого режима.

— Ты собрался работать там? — удивился Данилов.

— Во всяком случае — жду вакансии. Должна освободиться фельдшерская ставка. А что тут такого удивительного, Вова?

— Ничего. — Данилов пожал плечами. — Просто как-то неожиданно. Вместо «Скорой» — колония строгого режима.

— Ты не забывай, что я фельдшер, — напомнил Конончук. — Для нашего брата рабочих мест не так уж и много: «Скорая» да фельдшерские пункты или здравпункты на вокзалах и в аэропортах…

— Можно еще лаборантом, — подсказал Данилов.

— Пробирки — это не мое, — отмахнулся Конончук. — На «Скорую» в Москву я бы вернулся, переходить на в соседний район меня как-то ломает.

— А в Твери?

— В Твери не гаснут фонари, — срифмовал Конончук. — Там на «скорую» фельдшера требуются, но вот жилья для них нет. А если отдавать шесть тысяч за комнату, да еще с учетом того, что зарплаты там не выше, а премии меньше… Скажем так, в Твери хорошо на платной «скорой» работать, а на обычной — так себе. Но на платную еще попасть нужно, туда только по рекомендации берут. А колония — дежурства сутки через двое, полторы ставки, причем почти на уровне московских, надбавки плюс бесплатное питание на дежурствах. Как я подсчитал, работая десять суток в месяц, я могу зарабатывать столько же, сколько сейчас имею на сутках через сутки. Чем плохо?

— А жилье?

— Если уйти так, чтобы не испортить отношений с главным врачом, и поставить магарыч завхозу, то можно остаться жить здесь. Временно, в порядке исключения. Все равно комнат пока больше, чем желающих. Только стоить это удовольствие будет дороже — тысячу двести или тысячу триста.

— Ты, я смотрю, уже все просчитал.

— А как же. — Конончук горделиво приосанился. — Я уже, можно сказать, пробил этот вопрос, жду, пока место освободится, человек на пенсию уйдет, только пока никому не треплюсь, только вот тебе рассказал.

— Я буду молчать, — заверил Данилов, допивая вторую порцию виски и решительно накрывая стакан ладонью.

Пить с Конончуком было приятно: он не настаивал на том, что надо поддерживать компанию, и не уговаривал. Не хочешь так и не надо.

В десятом часу Данилов отправился к себе, подумав о том, что приятнее всего ходить в гости к соседям, потому что на дорогу времени практически не уходит. Следом за первой умной мыслью пришла другая: о том, что надо бы позвонить Елене. Звонить следовало непременно сегодня, потому что все неприятное надо превращать в приятное как можно скорее. Это с обратным процессом можно не торопиться.

Данилов потратил минут пять на подготовку к разговору, обдумал, что и как он станет говорить. Лежал на кровати и смотрел в потолок, самая та поза для медитации.

Вариантов было немного, точнее, всего два. Или Елена уже отошла, тогда они сразу же пойдут на мировую, или она еще сердится, и тогда до мировой придется ее выслушать. Ничего, пусть выговаривается — он потерпит. Сам ведь тоже виноват: и звонить можно чаще, и шуточки надо отпускать подумав.

Елена ответила быстро, на втором гудке.

— Да? — нейтрально ответила она, хотя должна была видеть, кто ей звонит.

— Ты уже дома? — первым делом поинтересовался Данилов, потому что на втором гудке могла включиться и беспроводная гарнитура в автомобиле.

— Уже дома. — Тон у Елены был ровным, но холодно-отстраненным.

«Злится», — определил Данилов.

— Если тебя обидела моя сегодняшняя шутка, то…

— Это пустяк, не заслуживающий внимания. Куда больше меня обидела другая твоя шутка.

— Какая именно? — насторожился Данилов. — Насчет чего?

— Насчет того, что ты меня любишь!

— Не надо так, Лен. — Данилов переложил телефон из правой руки в левую и улегся поудобнее, понимая, что разговор будет долгим. — Ты выскажи мне все, что хочешь, только не обобщай и не забирайся слишком далеко. Давай предметно, по пунктам.

— Данилов, ты что, напился? — ахнула Елена.

— Ну… выпил сто грамм, было дело, — подтвердил Данилов, не сильно занижая дозу выпитого. — Сосед угостил виски. Хороший человек, кстати. Приедешь, я вас познакомлю.

— Я к тебе больше не приеду! — выкрикнула Елена срывающимся голосом. — Работай неделями, пей с соседями, трахайся с соседками! Мне нет до тебя никакого дела!