Английский дом. Интимная история - Люси Уорсли

В истории стоматологии был непродолжительный период, когда люди словно помешались на пересадке живых зубов, причем операцию проводили прямо на дому у пациента. Пионером в искусстве трансплантации живых органов, в том числе зубов, из одного тела в другое, был хирург Джон Хантер (1728–1793). Богатый пациент, желавший иметь красивые зубы, покупал их у бедняка, и пересадку зубов изо рта в рот проводили в спешном порядке с применением клещей и алкоголя. Эта практика прекратила свое существование в XIX веке по трем причинам. Во-первых, общество задумалось о нравственной стороне акта продажи бедными людьми своих здоровых зубов (так же как сегодня ведутся споры об этической стороне операций по пересадке печени и почек). Во-вторых, существовал вполне оправданный страх перед тем, что пациент вместе с зубом получит какое-нибудь заболевание. И, наконец, появились искусственные фарфоровые зубы — красивые, белые и прочные. Постепенно фарфор вытеснил все прежние материалы, использовавшиеся для зубных протезов: слоновую кость, перламутр, серебро, агат, моржовый клык. Но, вероятно, даже фарфоровые зубы создавали массу неудобств: в учебнике по стоматологии 1846 года отмечается, что они обычно «стоят очень непрочно, так что любая попытка тщательно пережевать пищу не обходится без их смещения». Эти проблемы исчезнут лишь с открытием, импортом и широким применением каучука.

Как только люди научились делать относительно удобные и устойчивые зубные протезы, они для многих стали желанным приобретением, ведь заменив в молодости собственные зубы на искусственные, можно было избавить себя от зубной боли и расходов на лечение. В 1918 году Т. С. Элиот подслушал в пабе разговор женщин, ожидавших мужей домой с Первой мировой войны:

Альберт вот-вот вернется, приведи себя в норму!

Он же про деньги спросит, да-да, про деньги,

Те самые, что выдал тебе на зубы.

«Лил, да выдери ты все и сделай челюсть»,

Так он и сказал, ей-богу…[67]

И все же прошло немало времени, прежде чем от практики пересадки живых зубов отказались окончательно. В 1919 году специалист по зубоврачебному делу из Королевского хирургического колледжа еще мог написать целое учебное пособие о тонкостях этого секретного искусства. Но к тому моменту зубоврачевание из домов переместилось в специализированные клиники, а значит, вышло за пределы нашего повествования, посвященного истории жилища.

Обычай носить длинные волосы — порочная привычка нечестивых людей.

Томас Холл, 1630-е годы

Жизнь — это не только волосы, но почему бы не начать с них?» — гласит реклама шампуня Aussie. Волосы — поразительно точный индикатор социального статуса человека, его состоятельности, вкусов и отношения к моде. Волосы могут служить для самовыражения личности и политических взглядов. По волосам можно много узнать о религиозных верованиях человека. Живший в XII веке монах в своей «Апологии бороды» утверждал, что «восхитительное таинство» спутанной сальной бороды указывает на «внутреннюю чистоту» и «божественную добродетель». Однако спустя пять столетий ревностный пуританин писатель Уильям Принн заявил, что мужчина с длинными волосами выглядит «непристойно», «распутно», «нечестиво» и «безобразно».

Норманны в своих записях то критиковали щеголеватых молодых рыцарей за слишком длинные волосы, то жаловались, что они стригутся слишком коротко. Причина недовольства, скорее всего, в том, что в Средневековье не доверяли тем, кто выглядит несообразно своему социальному статусу. Мужчины-воины с длинными волосами имели позорный женоподобный вид, с короткими — посягали на прерогативу духовенства выбривать на голове тонзуру.

Предпочтение, по крайней мере в Западной Европе, в ту эпоху, как, впрочем, и сегодня, отдавали светло-русым волосам. На это указывают даже имена героинь французских романов рыцарской эпохи: Кларисса (Clarissant — «ясная», «светлая»), Сордамор (Soreda-тоr — «золотистая»), Линор (Lienor — «блестящая», «светлая»). Англо-норманнский трактат XIII века Огпаtus Mulierum (дословно «Украшение женщин») обещает — подобно современным сборникам рецептов красоты — раскрыть действенный способ превращения седых волос в белокурые. (Надо было нанести на волосы пасту на основе золы, которую полдня варили в уксусе, и оставить ее на ночь. Похоже на осветлитель наподобие современного Sun-In.) В елизаветинскую эпоху в состав средства, «делающего волосы желтыми, как золото», входили такие компоненты, как корень ревеня и белое вино.

В Средние века среди женщин была популярна и такая косметическая процедура, как депиляция. Волосы («чтобы женщина стала нежной и гладкой и не имела волос на всем теле») удаляли с помощью средства, приготовленного на основе огурца, миндального молока и (что настораживает) негашеной извести. Смесь не следовало «держать на коже долго, ибо она вызывает сильное жжение». Аналогичные предостережения пишут на упаковках кремов для удаления волос и сегодня.

В период правления Тюдоров Генриху VIII волосы служили «политическим» инструментом. Он то отращивал их «под пажа», то стриг коротко, побуждая своих раболепных придворных копировать его стиль. В 1520 году, узнав, что Франциск I обрился после травмы наголо, Генрих в знак солидарности подстригся очень коротко. В другой раз, стремясь встретиться со своим союзником, он поклялся не бриться до тех пор, пока вновь не окажется в обществе Франциска. Но Екатерина Арагонская, которую раздражал щетинистый подбородок мужа, заставила его нарушить обещание. Назревший дипломатический конфликт искусно погасила мать Франциска, Луиза Савойская, заявившая, что оба короля любят друг друга «сердцем, а не бородой».

Генриха ежедневно брил его личный парикмахер Пенни, вероятно, использовавший чашу с выемкой для шеи, очень похожую на те, что были найдены на корабле «Мэри Роуз» и ныне экспонируются в музее Королевского судостроительного завода в Портсмуте. В чашу наливали воду с ароматом гвоздики. В числе инструментов Пенни были ножи, гребни из слоновой кости и ножницы. Как человек, приближенный к королю, Пенни тщательно заботился о чистоте своего тела, своей одежды и о собственном здоровье, а также избегал всяких сношений с «падшими женщинами». Правда, избавившись от Екатерины Арагонской, Генрих стал носить бороду, а перед смертью отрастил еще и бакенбарды. Когда в 1813 году его гроб вскрыли и тело монарха обследовали, на подбородке были обнаружены «остатки бороды».

Генрих VIII, его дочери Елизавета и Мария, а также их мачеха Екатерина Парр были рыжими и очень этим гордились. Правда, в старости Елизавета носила крашеные парики: о ее волосах говорили, что они имеют «светлый цвет, какого нет в природе». И после смерти Екатерины Парр волосяной покров на ее голове поразительно хорошо сохранился. В XVIII веке ее могилу, расположенную в замке Садли, принадлежавшем ее третьему супругу, несколько раз вскрывали любопытные собиратели древностей. Они срезали у нее локоны и даже вытащили на память один зуб.