Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, Капелька…
Я так понимаю, он известен в Люсе.
— Этот мужчина — свинья, бабушка. Хотя я беру свои слова назад. Это нечестно по отношению к свиньям.
Като фыркает.
А бабушка нет.
— Он, может быть, и мерзкий, но он также влиятельный, в отличие от нас.
Через мгновение она спрашивает:
— Ты говорил о деньгах. Он попросил, чтобы ему заплатили за молчание?
— Нет. За ремонт лодки.
— Ремонт лодки? — бормочет она.
Я сосредотачиваюсь на своём зловонном напитке, который я пока не решилась попробовать.
— Минимус вроде как… ударил лодку маркиза о берег.
Лицо бабушки краснеет.
— И мы должны за это заплатить, но почему?
— Потому что у Минимуса нет сбережений.
Прищурив глаза, она смотрит на меня, по-видимому, не находя мою шутку смешной.
— Я серьёзно, Фэллон.
— Он заявляет, что я заставила Минимуса это сделать.
— Так и было?
— Нет. Минимус пытался меня защитить, потому что он, должно быть, почувствовал, что Птолемей Тимеус, — я пытаюсь запомнить его имя, — домогался меня.
Бабушка молчит в течение целой минуты. Я вижу, что она сердита, но на кого: на меня, на Минимуса или на Птолемея?
— Он ведь не может доказать, что ты приказала змею напасть на него, верно?
— Я не приказывала…
Её высокомерно приподнятые чёрные брови указывают на то, что мой ответ ей не нужен. Она хочет услышать версию Като.
— Нет, он не может это доказать. Но с ним были ещё три фейри, и они все видели, как она кинула туфлю ему в голову.
Я закатываю глаза.
— Это была тряпичная туфля, а не железный дротик.
— У нас не разрешается покушаться на горожан, Фэллон, — говорит он спокойно.
— Он покусился на мою репутацию своими словами.
— Ты не заметила форму его ушей и длину волос? — Като стучит пальцами по грубо отёсанному дереву.
— Это совершенно несправедливо.
Обычно я не ною, но сегодня я это делаю.
— Хочешь справедливости — переезжай в другое королевство.
Като отпивает немного чая, после чего вытирает рот тыльной стороной руки и откидывается на стуле.
— Я слышала, что в Неббе женщинам разрешено служить.
Брови бабушки изгибаются.
— Я точно хочу знать, что всё это значит?
— Вероятно, нет.
Я наконец-то поднимаю свой напиток и залпом выпиваю его. Его вкус такой же отвратительный, как и запах, и напоминает теплую воду Ракокки. От одного этого сравнения мой желудок сводит, и он почти выплевывает его. Я зажимаю рот рукой, чтобы удержать напиток внутри.
— Ты уверена, что не пытаешься меня отравить?
Бабушка игнорирует мой вопрос.
— Сколько требует маркиз?
— Один золотой, — отвечает Като, а я тем временем провожу инвентаризацию своих органов, чтобы проверить, не отключился ли какой-нибудь из них.
— Один золотой…
Она давится в конце предложения.
Като украдкой смотрит на неё.
— У меня есть сбережения.
Я изумленно смотрю на него.
— Я могу одолжить…
— Нет. Мы не возьмём твоих денег, Като.
— Почему нет? — спрашиваю я.
— Потому что… — её пальцы ещё крепче сжимают кружку. — Мы найдём другой способ.
Като вздыхает.
— Церес…
— Нет.
— Как долго мы с тобой дружим?
— Мы не друзья, — резко отвечает она.
Он вздрагивает.
— Нонна! — ахаю я.
— Друзьям можно доверять.
Она начинает теребить свою шаль и отводит глаза от Като, который смотрит на неё в немом изумлении.
— Ты в подчинении Юстуса Росси, Като.
— Каждому надо на что-то жить, Церес.
И когда после целой минуты никто ничего не говорит, он встает со своего стула.
— Спасибо за тёплый напиток.
Бабушка не отвечает на его благодарность и не смотрит ему в глаза, когда он уходит.
Я улыбаюсь ему.
— Спокойной ночи, Като. И спасибо.
Он смотрит на бабушку в последний раз, после чего выходит наружу.
После того, как дверь закрывается, я набрасываюсь на бабушку.
— Это было грубо.
— Като ещё мальчик, Фэллон.
— Ему сто семь лет!
— Как я и сказала — ещё мальчик. И как я и сказала, — она кладёт локти на стол, — он в подчинении у твоего деда. Хочешь, чтобы у него были проблемы?
— Ты отказала ему, чтобы его защитить? — мои ресницы взлетают к бровям. — Значит, если бы он не работал…
— Один золотой.
Она смотрит в стеклянный чайник на кружащиеся веточки и лепестки, которые разбухли в кипятке.
Я откидываюсь назад и скрещиваю руки.
— Ты, вероятно, могла бы выручить неплохую сумму за то платье, которое послал мне Данте. Если, конечно, ты не попросила наших соседей, огненных фейри, его сжечь.
Она сглатывает.
Значит, я обвиняла её не напрасно.
— Кстати, он пригласил меня на свидание.
Мои слова заставляют её оторвать взгляд от чая.
— Я согласилась. Возможно, я смогу попросить его заплатить Тимеусу…
— Никогда не одалживай у мужчины, Фэллон. Никогда. И нет, я не сожгла твоё платье. Оно висит в шкафу твоей матери. Я отнесу его завтра на рынок и посмотрю, сколько мы можем за него выручить.
Через мгновение, она спрашивает:
— Что стало с Антони?
— Наши пути разошлись.
Я замечаю, что она заглядывает в кружку, которую она поставила передо мной.
— Так ты, наконец, раскроешь секрет этого ужасного напитка? Если ты дала мне его, чтобы наказать за посещение Ракса…
— Это тоник, который сохранит твою утробу пустой в течение лунного цикла.
Несмотря на мокрое платье, моя шея начинает гореть.
— О.
— Теперь ты рада, что я не стала вдаваться в подробности перед Като?
Я замечаю блеск в её глазах, который давно там не видела.
— Вообще, он мне без надобности.
— Может быть, не сегодня.
Она изучает выражение моего лица.
— Но я уверена, что скоро ты будешь ему благодарна.
Мои щёки заливаются краской, выдавая все мои многочисленные фантазии о ночи с Данте.
— Убедись в том, что тот, кого ты выберешь, будет внимательным и щедрым. Щедрые любовники очень редко встречаются.
И хотя я не хочу обсуждать секс со своей бабушкой, я использую её совет как предлог:
— Я уверена, что Като…
— Я достаточно повеселилась.
— Серьёзно? Юстус был внимательным и щедрым?
Блеск в её глазах гаснет.
— Извини, нонна.
В течение долго мгновения мы молчим и ждём, когда штормовые облака, которые я принесла в наш маленький дом, унесёт прочь.
— Почему ты забрала мою ленту? Зачем делать так, чтобы я почувствовала себя недостойной Исолакуори?
Её зелёные глаза впиваются в меня, после чего она подаётся вперёд и сжимает мои руки.
— Потому что я напугана, Капелька. Я боюсь, что они узнают, что ты другая. Я боюсь, что они…
Её голос теряет всю свою силу.
— Что они попытаются меня убить?
— Нет. Что они попытаются тебя использовать, потому что