Кремлевский опекун - Александр Смоленский

– Это абсолютно точная юридическая формулировка! – прервала адвоката судья.

– Приношу свои извинения и прошу исключить фразу «если можно так выразиться» из протокола, – согласился Бахтин, вторично фиксируя эту мятежную мысль в головах оторопевших присяжных. – Потерпевшая не обращалась в суд и другие инстанции с жалобами на гражданина Сироткина. Насколько мне известно, не было подобных жалоб и со стороны других граждан. Он психически нормален и устойчив. Об этом свидетельствует медицинское заключение в деле. А судя по разукрашенной внешности подсудимого...

– Этот момент уже зафиксирован в протоколе как неудачное падение, – парировал обвинитель.

– Да, стало быть, такая защитная мера в виде решетки не избавила его от... неудачного падения.

Среди присяжных вновь раздались непроизвольные смешки.

«Началось!» – озабоченно подумал прокурор, с тревогой посмотрев в зал, где он только что потерял нескольких своих сторонников.

– Ваша честь, – Гришайло счел необходимым вмешаться, еще не предполагая, чем закончится его неуклюжая попытка отстоять свои позиции. Лучше бы он этого не делал! – По имеющимся косвенным свидетельствам Дмитрий Сироткин в некоторых обстоятельствах вел себя достаточно агрессивно и хорошо известен в городе как драчун. Данные факты не имеют прямого отношения к совращению несовершеннолетней, в котором он обвиняется, поэтому я не счел необходимым останавливать на них внимание суда и присяжных.

– Как видите, Виталий Титович, ситуация несколько изменилась. Вы могли бы привести конкретные примеры, свидетельствующие об особой агрессивности подсудимого?

– Да. Будучи в курсе манеры господина Бахтина строить защиту на второстепенных деталях, я захватил с собой кое-что. Думаю, эти сведения представляют определенный интерес и могут служить убедительной характеристикой личности подсудимого. В две тысячи четвертом году в приемный покой районной больницы обратились трое молодых людей, которые отказались зафиксировать свои имена... Думаю, установить имена в нашем городе не представляет серьезной трудности, – ехидно добавил Гришайло, оторвавшись от чтения подготовленной для него справки. – У всех троих на теле обнаружены следы серьезных увечий. В неформальной беседе пострадавшие сообщили, что были жестоко избиты Дмитрием Сироткиным. – Картинным жестом прокурор указал на решетку, за которой сидел ощетинившийся Дмитрий. – Обращаться в милицию они отказались, фамилию Сироткина просили не упоминать, как видно, опасаясь мести с его стороны. Медицинская сестра, оказывавшая первую помощь потерпевшим, произвела необходимую запись в журнале и в общепринятой форме уведомила отдел внутренних дел. Ввиду отсутствия в последующем каких-либо заявлений и жалоб уголовное дело по данному факту не возбуждалось.

Бахтин мгновенно заметил, как присяжные стали шептаться друг с другом.

– Протестуем, ваша честь, – вскочила со своего места молодая адвокатша. Девушка разрумянилась от волнения. Ей казалось, что она наконец-то подловила прокурора на тенденциозности. – Я в курсе данного документа. Он крайне неубедительный и неконкретный. В нем даже не указано имя медсестры.

– Отчего же, – невозмутимо усмехнулся Гришайло. – Пожалуйста, пригласите в зал свидетельницу Елену Викторовну Масюкову. Она готова при необходимости ответить на интересующие суд вопросы.

Зуеву поразило выражение лица Бахтина. Нет, он нисколько не смешался, напротив, глаза его смеялись. Галина Николаевна даже не предполагала, какую необыкновенную изобретательность он проявил, чтобы уже утром злополучная справка оказалась в руках Виталия Титовича. Она просто нутром учуяла, что что-то здесь не так.

Масюкова, женщина средних лет и неприметной внешности, типичная медсестра, если накинуть на нее белый халат, нервничала. Ей еще никогда не приходилось выступать перед столь большой аудиторией. Под властным взглядом судьи она вообще вся сжалась и почти скрылась за кафедрой.

– Вы знакомы с документом, о котором говорил сейчас прокурор?

– Что? Какой документ? Я не помню...

– Вы информировали милицию о том, что оказали медицинскую помощь трем избитым юношам? – упростила вопрос Зуева.

– Да. А что было делать? Они были в крови...

– Елена Викторовна, не нервничайте. Вы все правильно сделали. Нас интересует сам факт. Имел ли он действительно место?

– Как имел место? Какое место?

– Этих ребят действительно жестоко избили?

– Избили, избили... В кровь. Особенно одному досталось.

– Кто избил?

– Да вот этот вот варвар! – Она указала пальцем на Сироткина, который удивленно на нее уставился.

– Не пойму, что с ним тут церемонятся? Насильник! Хулиган! – услышал Родион Корниенко слова одного из присяжных, сидящего позади него. Ни этого мужчину, ни его соседа справа он не знал, видимо, они из района, а не из города.

– Но сами-то вы этого, Елена Викторовна, не видели? – цепляясь за остатки здравого смысла, спросила Черняк.

– А что там видеть? Весь город и так все знает! От людей ничего не укроется. Оборотень проклятый! – разошлась Масюкова. Ей явно пришлось по вкусу находиться в центре внимания. – Девку вон попортил, морды всем надрал.

– Свидетель, отвечайте по существу, – призвала ее судья.

– Так я по существу и говорю.

– Подсудимый, сами-то вы отрицаете данный факт? – Отчаявшись выведать что-либо путное у свидетеля, Зуева напрямую обратилась к Сироткину.

Черняк опять хотела вмешаться, но Бахтин удержал ее и едва заметно кивнул Сироткину.

– Не отрицаю, – ответил Дима и весь напрягся. Даже через лиловые синяки на его лице стало заметно, как он покраснел.

Гришайло торжествующе поднялся с места и заявил:

– Думаю, у суда не должно оставаться сомнений в том, что подсудимый способен испытывать приступы агрессии и представляет серьезную опасность для общества. Поэтому предлагаю оставить его за решеткой. Со своей стороны прокуратура изучит приведенные факты, имея в виду возбуждение по ним отдельного уголовного дела.

«Зачем ему все это было надо? – с сожалением и сочувствием успела подумать судья. – Ну, посидел бы подсудимый дальше за этой решеткой...»

И тут заговорил Бахтин:

– А зачем, собственно, откладывать? Мне кажется, что детали как раз очень важны и имеют принципиальное значение. Не станет же юноша избивать людей? К тому же мы до сих пор так и не выяснили, о ком конкретно идет речь.

У Зуевой засвербело под ложечкой. Вот она – кульминация! Наверняка этот Бахтин все заранее предусмотрел, а прокурор сам полез к нему в силки.

– Вы можете вспомнить, кто были потерпевшие? – вновь обратилась судья к вошедшей в раж свидетельнице.

– Отчего ж не вспомнить. Двух, правда, не припомню, а третий, которому больше всех досталось, так вон он. Петька Грязнов! – Масюкова уверенно указала на сцену, где сидели присяжные.