Твист на банке из-под шпрот. Сборник рассказов CWS - Ксения Крушинская

– Спорим, в этот раз я тебя сделаю! – выкрикнул Виталик, откидываясь на подушки.

– Спорим! На что? – откликнулся я, перехватывая джойстик.

Я намеревался предложить какой-нибудь фант, глупость, вроде дойти до кухни с мячом, зажатым между коленями: «я пингвин, несу яйцо». Но Виталик сверкнул глазами и протянул руку.

– На спиннер. Я выиграю, ты покупаешь. Если ты – я. Не думай, у меня есть деньги, я откладывал.

– Не вопрос, – я разрубил пожатие левой рукой, подтверждая спор.

Перед самым финишем мой ниндзя позорно свалился в яму.

На следующий день я заказал на китайском сайте спиннер с утяжелителями в виде футбольных мячей. Запоздало подумал, что надо было поискать модель с анимешной символикой. Но когда я прислал ссылку Виталику, он завалил меня восторженными смайлами и восклицательными знаками. «Это супер! Такого ни у кого в классе нет!»

Две недели я каждый вечер приходил к Жанне, приносил пастилу или печенье и успевал выпить чашку чая, прежде чем Виталик начинал тянуть меня за рукав: «Пойдем, пойдем!» Мы играли в приставку, собирали странные здания из конструктора, я научил его пользоваться паяльником. Провожая меня, она закусывала губу, но Виталик скакал вокруг, и она молчала.

Посылка пришла тридцать первого августа. Я забрал ее на почте и полетел к Виталику. Она открыла дверь, но не посторонилась, смотрела на меня в упор, пока моя улыбка не увяла.

– Как ты думаешь стать ему отцом, не становясь моим мужем?

Я понятия не имел как. Но надеялся: как-нибудь утрясется. Ха.

– Не приходи больше, – отчеканила она, захлопывая дверь.

В конце концов я сдался. Бумажный пакет из Китая два года провалялся за шкафом. Я нашел его случайно. Ядовито-зеленая вертушка на ладони – как удар под дых. Я зажимаю спиннер между большим и указательным пальцами. «Трррррр»… Два года – в пыль.

Напротив их подъезда – детская площадка. Я жду с шести. Первое сентября: он пойдет на линейку. Мелкий дождь, дети с цветами. Виталика нет. Переехали? Он появляется, когда я собираюсь уходить. Я едва узнаю его – с этим ростом, с этими дредами. С дредами!

Я поднимаюсь и делаю шаг навстречу, сжимая спиннер за спиной. Вспомнит ли он меня?

Он замечает меня, когда между нами остается пара шагов. Он смотрит на меня в упор, и я не понимаю, узнал или нет? Его лицо мрачнеет, он требовательно тянет руку, и я вкладываю в нее спиннер. «Трррррр»… Виталик раскручивает его, и тот превращается в скопище дрожащих колец. Прячет спиннер в карман, совсем по-взрослому протягивает руку, я жму ее. А ведь эта встреча могла бы стать последней. Потому что нельзя верить тому, кто ведет себя как отец и при этом не выполняет своих обещаний, даже спустя два года.

Ольга Баринова. Липовый мед

Эля вошла в дом, включила свет в прихожей и позвала мужа по имени. В доме было тихо. Обычно в это время Сережа ждал ее возвращения из студии, слушал свой любимый «Procol Harum» и пил красное полусухое. Студией он называл маленький сарайчик три на три в дальнем углу их огромного яблоневого сада. Когда они купили землю, там, под неровно уложенным шифером, хранились какие-то грабли и пыльные мешки, забытые прошлыми владельцами. Но потом Сережа провел туда электричество и назначил развалюху Элиной студией. Прорубил несколько больших окон, чтобы было много света. Ведь скульптору нужен дневной свет.

Сережа спал в гостиной на желтом продавленном диване. Он лежал на животе, свесив левую руку до самого пола. Эля снова тихонько позвала его. Подошла поближе и заметила, что щека над рыжей бородой и краешек носа были черными, будто переспелая вишня. Она затрясла Сережу, закричала. С кухни прибежал пес. Эля с трудом перевернула мужа и приложила ухо к его рту. Тишина. Тогда Эля начала бить кулаками по его груди, делать искусственное дыхание. Пока колошматила по неподвижному Сережиному сердцу, надорвала себе связки в левом запястье. Но боли не заметила. Позвонила в местную «Скорую». Ближайший пост оказался за шестьдесят километров, тут, в горах, люди не болели, жили долго. С вайфаем и спутниковым телевидением, но без «Скорой». Стащила его, рыча от натуги, еле-еле затолкала в старенький «Опель». Повезла. Пес сидел рядом. Сережа лежал сзади. Эля тихо скулила от страха.

Заключение о смерти выдали не сразу, вскрытия не было. Старый врач сказал Эле: «Хорошая моя, ну какая теперь уже разница, от чего у него остановилось сердце!» В больнице ей дали какие-то таблетки, чтобы она могла поспать. Пока Сережа неделю лежал в большом больничном холодильнике, Эля успела сообщить его детям и написать пост в Фейсбуке и Телеграмме. Сережу многие помнили и любили, на его канал были подписаны тысячи человек. Когда-то у Сережи были частые выставки по России и за рубежом, неплохие деньги. Но потом он бросил все: детей, друзей, картины, квартиру-мастерскую на Чистых прудах, развелся с женой и уехал на юг. Там, в Краснодаре, он познакомился с Элей, начинающим скульптором, они расписались через пару месяцев после знакомства и умчали жить в Абхазию. В Абхазии Сережа так ничего и не написал. Завел пчел и породистого пса, много читал, сделался фермером и начал продавать горный липовый мед и яблочное варенье; следил, чтобы Эля лепила каждый день, не ленилась. А потом взял и умер.

На четвертый день после Сережиной смерти Эле позвонила его бывшая жена. Велела непременно кремировать, на Николо-Архангельском очень тесный участок, и войдет только урна. Эля было возразила, что ближайший крематорий в Адлере, а это двести километров в одну сторону. Но бывшая прервала: «Элла Александровна, это не обсуждается!» И Эля поняла, что ей не выкрутиться. Бывшую жену Сережи Эля видела всего однажды, в самом начале, еще в Краснодаре. Она как-то утром ворвалась в их с Сережей съемную квартиру, громко кричала, Сережа вытолкал ее на лестничную клетку и ругался там с ней минут десять.

Бывшая и дети приехали вместе. Осмотрели дом, спустились в подвал, зашли даже в Элин сарайчик. «Картин нет», – тихо прошептала Эля. Пес радостно крутился вокруг Сережиных детей и пытался облизать им руки. Бывшая начала расспрашивать, жаловался ли Сережа на что-нибудь перед тем, как умер. Эля вспомнила, что у него побаливала рука. Бывшая сказала: «Ну вот! Тромб! Пил много! Кровь загустела! А вы куда смотрели?» Эля молча протянула ей черную урну с именем и датами. «А собака?» – бывшая процокала на кухню, где пес мирно лакал из миски овсяную кашу. Резко бросила: «Я