Хитничья жила - Дина Серпентинская

Гордеева не сбрасывала до последнего, все надеялась, что ей ответят, но, так и не дождавшись, бросила в карман смартфон. Не теряя времени, она перешла дорогу и направилась к остановке, как вдруг ее внимание привлекла вывеска книжного магазина. Из-за частых переездов Валя редко покупала бумажные книги, предпочитая им электронные, но, чтобы не возвращаться домой совсем в паршивом настроении, решила изучить новинки и, если что-то заинтересует, то купить.

Она шла к остановке с потяжелевшим пакетом, когда в кармане завибрировал смартфон.

–Алло,– ответила она будничным голосом, без особой радости.

–Привет! Ты мне звонила? Я мылся в душе. Только увидел твой пропущенный,– торопливо объяснил Тимур.

–А, да. Я приезжала в центр за покупками. Вот иду из «Книжного мира» на остановку.

–О, так заходи ко мне!– живо откликнулся он.– Подъезд, квартиру помнишь? Или тебя встретить?

–Помню. Сейчас зайду,– сказала Валя, прибавив шагу.

На третий этаж она взбежала резво, будто девочка. Байкул ждал на лестничной площадке и поманил ее в открытую дверь.

Валя переступила через порог. На полу валялась роба, грязная скомканная тряпка, впитавшая все запахи тяжелого труда – при взгляде на нее не оставалось никаких вопросов, где был Тимур и чем он занимался.

–Я приехал где-то полчаса назад,– кивнул он вниз, на робу, все этим объясняя.– Наскоряк перекусил, помылся и вижу: от тебя звонок. Ты не обижайся, что я сам не позвонил. Два дня долбил в ударе! Да зря…

Пока Валя разувалась, он ушел на кухню и уже оттуда крикнул:

–Что будешь, кофе, чай?

–Кофе,– ответила она и прошла к нему.

–Ты не голодна? Есть пельмени. Позже буду варить супец.

–Спасибо, не, не голодна.

Валя отпила из кружки кофе и тревожно посмотрела на Тимура. При всем его желании казаться бодрым на волевом лице читалась сильная досада. Вспомнилось, как он рвался показать ей шурф и как блестели его глаза, когда он говорил про жилу,– сейчас же они потускнели и не выражали прежней радости, азарта. Два черных бриллианта обратились в угольки.

Байкул еще не начал свой рассказ, но Валя предположила, что Хозяйка утаила свои сокровища и не вознаградила хитников за тяжкий труд. На карьере такое случалось сплошь и рядом. Если Малахитница была не расположена, то и современный экскаватор не спасал: толку, что долбили камень,– самоцвет не попадался, как назло.

Перед тем, как подтвердить ее догадку, Тимур принес светло-зеленый образец. Положил его на стол перед Валей и сказал:

–Валь, наша жила оказалась пустышкой. Это стало ясно еще вчера, но мы упертые ребята, решили долбить до талого. Всё надеялись на что-то,– он горько усмехнулся.– Нам и раньше такое попадалось. Летом как-то спрашивали у Димона, и он сказал, что на карьере это все идет в отвалы. Вот, глянь сама.

Геологиня взяла в руки образец и, немного покрутив, вынесла неутешительный вердикт:

–Это оливинит, горная порода оливкового цвета. Про него ты говорил: «Забой весь белый?» Тогда понятно: после темных дунитов и серпентинитов вам показалось, что это жила, но нет. Я так скажу: жилу один раз увидишь и уже ни с чем спутаешь! За счет карбонатной составляющей мне ее текстура напоминает оплавленную свечу. А оливинит массивный, более однородный.

Тимур почесал щетинистую щеку, а затем спросил:

–А в оливинитах могут попадаться демантоиды?

–Нет. Ищите минерализованные трещины в серпентинитах, темно-зеленых вмещающих породах…

Валя хотела было рассказать, как по этим трещинам внедрялись гидротермы – горячие глубинные растворы, как в результате их реакции с вмещающей породой одни химические элементы замещались другими и рождались новые минералы, прекрасные самоцветы, но подумала, что негеологу все это будет непонятно и неинтересно, и обошлась кратким советом.

–Будем, но теперь весной… Если ваши не погонят,– сказал Тимур задумчиво.– На этот год мы всё, закончили.

–Ну и как? Столько работы – надеюсь, не впустую?

–Не, не впустую! Недалеко от нас в лесу есть ямка закопушка44. Кто-то оставил ее до нас. Мы взяли оттуда рыхлячок, промыли – и опа! Нам попались дёмики и крупные, карат и выше, топазолиты. На следующий год хотим бить шурф в том месте,– поделился планами Тимур.– Ну а то, что жила подвела… Бывает,– пожал плечами простодушно.– Мы выдолбили шурф не просто так. В верхней части тоже был хороший камень. Дёмики, хоть и некрупные, но сочные, насыщенно-зеленые – такие прям, как майская трава!

–Второй цвет45. Неплохо так,– с видом эксперта заключила Валя.

–Ага, и мы на это клюнули, полезли глубже. Думали, шикарная ждет жила, все сейчас обогатимся,– да фига с два!

Тимур при этом рассмеялся, но чувствовалось, что его веселость напускная и на самом деле он расстроен. Не надо быть поисковиком, чтобы понять досаду человека, в поту, грязи долбившего породу и думавшего, что уперся в жилу, но жестко обманувшегося в своих ожиданиях.

–Не волнуйся из-за этого. Все еще будет,– стараясь как-то поддержать его, сказала Валя.

Встав из-за стола, она мягким шагом подошла к Тимуру. Свеженький, только после душа, он вкусно пах – так бы и лизнула! Ее руки легли на его плечи; она приподнялась на цыпочки и, запрокинув голову, приблизилась к его лицу полуоткрытым ртом.

Тимур будто этого и ждал: сразу ответил пылким поцелуем. Лизнул ей губы и нетерпеливо юркнул языком в раскрывшуюся сладость. Исследовал так увлеченно, будто пробовал на вкус незнакомый сочный фрукт, а насладившись, переместился вниз и оставил на шее влажную дорожку, пролегавшую через лес мелких, вставших дыбом волосков.

Но на этом его ненасытный рот не остановился. Расстегнув верхние пуговки ее рубашки, Тимур опустил чашечку бюстгальтера и обхватил губами твердый сосок.

–У тебя есть презервативы?– разгоряченно прошептала Валя.

Он посмотрел на нее ласково и, опьяненный недоступной прежде близостью, кивнул.

–Айда в спальню?– она нежно провела рукой по его волосам.

Он выпрямился в полный рост и, подхватив ее, как несколькими днями раньше на участке, понес к кровати.

Начало декабря было для Вали особенной порой. Временем чудесного преображения, когда после осени с ее ржавой, гниющей в канавах и по обочинам дорог, листвой, подмороженную землю посыпало густо снегом, и всюду воцарялись чистота и свежесть. Первый снег был долгожданным и оттого казался самым чистым, самым белым. И хотя декабрьские снежинки не сильно-то и отличались от снежинок января и февраля, именно они мерцавшей мантией укрывали бурую, напитанную землю и встречались всеобщим ликованием, как предвестники Нового года и Рождества.