Тайные хроники - Сергей Калабухин

ли царь Полидект встаёт в такую рань. У нас ещё есть время и на десерт: иди же ко мне, чего ждёшь? Персей спит, а потом тебе не скоро представится подобная возможность…

Сигнал тревоги выдернул Костю Шеева и Тимура Боева из прошлого.

— В чём дело, Тимур? — Костя сорвал с головы хроношлем.

Тимур, рыча ругательства, безрезультатно пытался вырубить сигнализацию. Наконец, рёв сирены смолк, щёлкнули сверхнадёжные запоры, дверь мягко ушла в стену, и в комнату спокойно вошла девушка. Толстая русая коса короной венчала гордо поднятую голову с классически правильными чертами лица. Военный комбинезон наглядно подчёркивал не менее классические пропорции тела вошедшей. Огромные глаза из-под длинных дважды изогнутых ресниц зелёными лучами скользнули по замершим в креслах Косте и Тимуру и остановились на контрольном голоэкране, где сплелись в жарких объятиях Даная и Диктис.

— Ну что ж, я так и думала. На этот раз вы попались, мальчики, и крепко!

— Кто Вы, и как сюда попали? — Опомнился, наконец, Костя, отключая голоэкран.

— Агент службы хронобезопасности Афина Павлова.

— Богиня! — ахнул в восторге Тимур.

— Чему радуешься? — цыкнул на него Костя, мысленно кроя себя последними словами. Он так долго и старательно подбирал слово, которое система воспримет, произнеси он его вслух, как команду на полное уничтожение всех данных, перебрал массу вариантов, чтоб это слово не могло прозвучать в случайном разговоре, приведя к непоправимым последствиям, и вот теперь, когда возникла надобность, не может его произнести! Костя рассчитывал, что у него будет несколько секунд, прежде чем агенты СХБ справятся с дверью, а на деле, как всегда, оказалось всё не так. Агент уже здесь, и наверняка всё происходящее записывается.

— В чём нас обвиняют? — хмуро пробурчал Костя.

— В том, что вы оба — дикие хроники, разумеется! — Усмехнулась Афина, садясь в освобождённое для неё Тимуром кресло.

— Это ещё надо доказать! — Не сдавался Костя.

— Я же здесь, не так ли? Запоры у вас, конечно, неплохие, но для нас они не проблема. Отследить вас было куда труднее, должна сказать. Или вы думаете, я здесь случайно?

— Не понимаю, как вам это удалось? Где мы засветились? — Сдался Костя.

— Вы крупно прокололись с вашим последним детищем: мыслефильмом «Кащей Бессмертный». Неужели вы всерьёз рассчитывали провести нашу службу столь наивным прикрытием? Понять, что «Кащей» не просто мыслефильм, не плод авторского воображения, а натурная съёмка, для меня, например, не составило труда. Природа, воздух, люди — всё с натуры. В этом фильме вы нарушили все мыслимые запреты.

Мы знаем, что всегда существовали, существуют и будут существовать люди, которых не устраивают стандартные маршруты, незримое присутствие при исторических событиях, чужие эмоции и восприятие. Вы, хроники, ходите своими путями, и пока не слишком нарушаете основные правила, мы смотрим на вас сквозь пальцы. Конечно, периодически наказываем самых ретивых для острастки. Любителей поизображать из себя призраков или полтергейст, попугать древних обывателей инопланетянами. Но вы двое — другое дело. Вы не просто нелегально мотаетесь в прошлое, но и посылаете дублёров, то есть присутствуете в прошлом не только зримо, но и материально, и даже имеете наглость участвовать в событиях, что категорически запрещено!

— Мыслефильм — не доказательство! — огрызнулся Костя. — Мы могли, вернее мы взяли антураж с какого-то стандартного турмаршрута во времена крещения Руси, искоренения языческих капищ. Что молчишь, Тимур, ты оператор или кто? Пусть докажут!

— Доказательство у тебя на лбу, — усмехнулась Афина. — Шрам от меча? Болит? Наверно, уставки защиты занижены?

— Удар был неожиданным, — смущённо пробормотал Тимур, не сводя с девушки влюблённых глаз. — Когда делают обычный мыслефильм, художник воображает героев, их действия, внешность, ощущения. Оператор записывает на кристалл куски фильма и позднее вместе с художником компонует мыслефильм. Причём в части ощущений героя, как правило, оператор делает отсылки к индивидуальным воспоминаниям зрителя. Например, если герой мыслефильма ест, пьёт, обоняет или осязает что-либо ему уже известное, то конкретные ощущения берутся из памяти зрителя. Если зритель столкнулся с чем-либо новым для себя, он испытывает авторский вариант ощущений, пропущенный через определённые фильтры: у каждого зрителя свои пределы, допустим, болевые, моральные или религиозные. Нам для фильма нужны были полные эмоции, без ограничений и фильтров, так как «Кощей», как вы заметили, не плод фантазии автора, а в основном реальные события и ощущения Костиного сознания в теле дублёра, специально сформированного в прошлом. Кто ж знал, что так выйдет, и на Костю устроят засаду? Хоть дублёр и не человек, а только сотканная из полей оболочка, при помощи которой сознание хроника путешествует во времени, удар меча по голове Костя ощутил вполне реально. Вот стигмат[6] и образовался.

— Сдаюсь. — Махнул рукой Костя, видя, что его друг и напарник готов рассказать обворожившей его с первого взгляда нежданной гостье всё, что только её заинтересует. — Ваша взяла. Что нам светит?

— Зависит от того, какой выбор вы сделаете. Частичная амнезия с полной мыслеблокадой любой возможности хронопутешествий, даже официально разрешённых, с полной конфискацией аппаратуры, или… вы оба переходите на работу к нам.

— К вам!? — восторженно взревел Тимур.

Костя только вздохнул, глядя на друга, для которого выбор был очевиден и наказанием не являлся, так как Тимур потерял свободу и стал рабом с того мгновенья, как увидел Афину. А вот как быть ему? Что выбрать: свободу без любимого дела или любимое дело, но с ограниченной свободой?

— Как вы на нас вышли? «Кощея» мы издали под псевдонимом. Настоящие имена и адреса нигде не указывали. Хотелось бы знать, где мы прокололись.

— Это просто. Как вы думаете, мальчики, кто вам заказал «Персея»?

— Дьявол! — Вскочил Костя и заметался по комнате.

— Гениально! — Восторгу Тимура не было границ. — Вы сплели паутину, подбросили нам приманку и стали ждать, кто появится.

— Вот именно. Появились вы.

— Похоже, вы задействовали немалые силы, чтобы поймать нас, — позлорадствовал Костя.

— Нет, зачем? — Улыбнулась Афина Павлова. — Мы знали, что дикие хроники, промышляющие вдобавок изготовлением исторических мыслефильмов, обязательно появятся на Серифе, чтобы заснять прибытие Данаи с младенцем. Эта сцена не случайно оговорена в примерном сценарии, который мы вам прислали вместе с авансом. Так что вы решили?

— Хайре![7] Мать, мне надо поговорить с тобой.

— Хайре, Персей! Опять будешь просить денег на своих гетер[8]? Не дам!

— Пусть Диктис уйдёт! Мне надо поговорить с тобой наедине.

— О чём? Да ты трезв сегодня! Ладно, Диктис, оставь нас с Персеем, зайдёшь ко мне позже. Ну вот, сын, мы одни, говори. Надеюсь ты не собрался жениться на какой-нибудь голодранке?

— Я не такой дурак, каким ты меня