Бедная богатая девочка - Екатерина Черкасова

- Ну и чем же вчера занимался мой маленький детектив?

От бархатного голоса Кострова у Симы забилось сердце.

- Пришлось срочно выполнить одну работу. Это не связано с Артемовыми.

- И даже с другими мужчинами? - пытался пошутить Костров.

- Особенно с другими мужчинами, - многозначительно сказала

Сима.

- Как бы там ни было, нам нужно увидеться. Сегодня.

- Сейчас?

- Ну, если хочешь, сейчас, - засмеялся он. - Приглашаю

тебя на обед. Как насчет грузинской кухни?

- Хорошо, - как можно сдержаннее сказала Сима, лихорадочно прикидывая, успеет ли она переодеться.

- В четыре на пятнадцатом километре Осташковского шоссе.

Найдешь?

- Постараюсь. - Сима рванула домой, прикидывая, что

такое надеть, чтобы не быть совсем уж замарашкой, но в то же

время не переборщить с нарядом и не показать тщательную подготовку.

Дома она попыталась небрежно уложить волосы, как ее учила Инна, нанесла на лицо легкий светлый тон, чуть тронула ресницы тушью, дотронулась до губ каштановым блеском. Несмотря на вчерашнее возлияние, получилось неплохо. Затем Сима с удовольствием надела роскошные

брюки из тонкой шерсти шоколадного цвета, купленные

по настоянию все той же Инки на суперраспродаже при закрытии бутика Ферре, и нежнейший облегающий кашемировый свитер устричного цвета. Ботиночки на каблуках были неудобны, но не надевать же гриндеры! Несколько капель "Зеленого чая" завершили образ, полуспортивный, полуделовой, но очень симпатичный и привлекательный.

* * *

Скромный с виду загородный ресторанчик предлагал по-настоящему домашнюю грузинскую кухню, и ее спутника здесь хорошо знали. Окрыленная вчерашним успехом и мужским вниманием, Сима чувствовала себя уверенной элегантной дамой, а не зеленой смущающейся девчонкой в лапах опытного сердцееда.

Она со знанием дела принялась изучать карту вин, хотя большинство грузинских названий ничего ей не говорили.

- Говорят, 1995 год был хорош для виноделия? - блеснула она познаниями.

Сергей только удивленно приподнял брови.

- Я вижу, дама знаток, - с сильным кавказским акцентом угодливо произнес метрдотель. - Тогда сразу замечу, что хорошие года для французских вин не всегда совпадают с таковыми в Грузии. Вы меня понимаете?

- Конечно, тогда, может, вы сами предложите что-нибудь? - с достоинством спросила Сима.

- Да, мадам, это моя работа, - поклонился грузин, продемонстрировав аккуратную плешь среди черных вьющихся волос.

Костров с интересом следил за их диалогом.

Метрдотель щелкнул пальцами и негромко сказал несколько слов по-грузински подлетевшему официанту. Через пять минут тот бережно, как драгоценность, принес невзрачную бутылку темного стекла, покрытую пылью и паутиной.

- Надеюсь, вы понимаете, что пыль не стерта специально,

чтобы показать вам, что вино это действительно старое, что оно

долго хранилось в одном месте. Это настоящая "Хванчкара" урожая 1947 года из сталинских подвалов! - торжественно произнес он. - Драгоценное вино! Только для таких дорогих гостей, как вы!

Он осторожно вынул пробку, налил немного вина в бокал и отставил вино на поверхности могло впитать запах пробки. Затем наполнил на четверть второй бокал и предложил Кострову. Тот со знанием дела подержал бокал в руках, посмотрел на свет, вдохнул аромат, попробовал, перекатывая вино во рту, и наконец выдохнул:

- Восхитительно!

Сима тоже попробовала, стараясь повторять его действия.

Гранатовые капли растеклись по языку, наполнив рот вкусом солнца, травы, цветов, фруктов, выросших когда-то, более полувека назад, тщательно собранных и хранившихся все это время, чтобы дать ей, Симе, почувствовать аромат того послевоенного лета.

Она открыла глаза, Костров смотрел на нее нежно и немного насмешливо.

- А почему ты для них такой дорогой гость? - поинтересовалась Сима.

- Так, помог однажды. Что будем есть?

- Полностью доверяю тебе, дорогой, - многозначительно

произнесла Сима, пребывающая в романтической расслабухе, вызванной замечательным напитком.

Между лобио, сациви, чанахи и шашлыком разговор о деле все-таки состоялся.

- Я не понимаю, почему ты до сих пор не встретилась с Викторией, сказал Костров.

- Пойми, я хотела сначала собрать о ней как можно больше сведений, чтобы было о чем говорить, - оправдывалась Сима.

- И что же ты узнала? - Сергей аккуратно отрезал

сочащийся золотистым маслом кусочек ачма-хачапури.

- Ну, девочка она странная, возможно, психически больная,

до сих пор посещает психиатра. Я, кстати, была у него, кажется, все

беседы с пациентами он записывает на кассеты, потом их анализирует.

Мама говорит, что это обычная практика, чтобы не ускользнуло нечто

важное, на что можно не обратить внимания при беседе. Но, как ты понимаешь, это - врачебная тайна. Просидела я у него полтора часа, практически ничего не узнала, зато захотелось рассказать ему о себе - он психиатр от бога, мама говорит, этому не научишься, с этим надо родиться.

Сергей молча слушал, иногда одобрительно кивал, подливая в бокалы вино.

- Гораздо больше я узнала от ее няньки. Очаровательно говорливая старушка. Похоже, Вика не слишком любила свою мать, зато обожала отца. Но она стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с матерью, и ее смерти. И впала в "реактивное состояние". Я немного знаю, что это. Обычно такие состояния довольно хорошо лечатся, но только не в Викином случае. Шли месяцы, а лучше ей не становилось. Пока не обратились к Гольдину. Она почти выздоровела, но, похоже, только "почти". Я была в университете, ее характеризуют замкнутой, малообщительной, странной, она не участвовала в студенческих тусовках, не принимала ухаживания сверстников, возможно, употребляла наркотики. Ты слышал о посттравматическом стрессовом расстройстве?

- Это что-то вроде вьетнамского, афганского или чеченского синдрома?

- Не только. Это психические расстройства после переживания

катастроф, - пояснила Сима. Выросшая в семье психиатра, она

чувствовала себя почти профессором. - Катастрофа может быть

любой: война, стихийное бедствие, угроза жизни, в данном случае

смерть матери у нее на глазах.

- Ты молодец, - похвалил Симу Костров. - Могла

бы Вика убить своего отца?