Узник зеркала - Муратова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Постойте смирно еще хотя бы пару секунд, — зашептал Гордон. — Только ваша ладонь, больше ничего, обещаю.
Он поднес ее руку к своему лицу, и Ката увидела, как отхлынула смертельная бледность, как порозовела кожа, смягчились угловатые черты, словно на краткий период ремиссии его отпустила жгучая боль. Синий огонь в глазах почти потух, теперь они едва искрились.
Тяжело вздохнув, он разжал пальцы и Ката быстро шагнула назад, к спасительному зеркалу. Колдблад закашлялся.
— Кх-кх… Не уходите, постойте, послушайте. У вас огненное сердце. Не буквально, конечно, хотя кто его знает, — он слабо улыбнулся ей, впервые остановив перемещения в пространстве. Он кашлял, бледнея и съеживаясь на глазах. — Хранители севера прокляты, все до единого. Никто не может покорить холод, никому это не под силу, вот холод и покоряет нас. Покорял. Но есть смертные с редкими, необыкновенными сердцами, в чьей власти прогнать холод из наших ледяных тел, восстановив баланс власти. И ваше сердце как раз то, что нужно. Прекрасное сердце. Теперь ничто не помешает пророчеству исполниться.
— Пророчеству?
Он вскинул подбородок вверх. С его лба градом полился пот, глаза маниакально блеснули.
— Да! Последний Ледяной Король взойдет на трон, обладая огненным сердцем, — он хмыкнул. — Так что вы — у вас, кстати, есть имя? — пришли сюда не напрасно. Тепло вашего прикосновения прогонит моих бесов. Вы поможете мне освободиться из ловушки и вернуть себе законную власть и титул. И продолжите наш род.
Ката сглотнула слюну: в горле у нее пересохло. Всю жизнь ее несло течением и где-то со стороны она наблюдала за потоком. Теперь казалось, что это давалось ей с такой легкостью лишь благодаря внутренней свободе, к которой никто не мог прикоснуться. Ката не была объектом чужого влияния и жертвой чужого выбора, она была свободна в суждениях, в принятии решений и в собственных чувствах. Ее наполненная любовью жизнь была прекрасна, по-настоящему прекрасна — пусть даже настоящей жизнью назвать это было сложно. Как ей принять тот факт, что она не то, чем всегда себя считала?
— У меня есть имя. Ката.
— Прекрасное имя, — он замолчал, становясь все более серьезным. — Вы так красивы, Ката. Я в жизни не встречал более прекрасной женщины.
Она чуть было не рассмеялась, до чего неправдоподобной показалась ей эта фраза, но привычная сдержанность взяла свое.
— Благодарю вас.
Колдблад оскалил свои белые, острые зубы.
— Вы мне не верите.
— Нет, милорд.
— Думаете, я лгу, втираясь к вам в доверие? Ну-ну, я достаточно умен, чтобы для этого выбрать более изощренный способ, не прибегая к методам зеленого юнца со школьной скамьи. Я говорю вам чистую правду. Неужели вам до этого никто не говорил, как вы красивы? Неужели вы сами этого не видите?.. Вы молчите? Так-так. Прекрасно, значит, слово возьму я, — чем больше он распалялся, тем громче звучал его голос. Гордон снова начал свою игру с исчезновениями и материализациями, но его голос стал громким, глубоким и обволакивающим, и не переставал звучать. — Большинство людей ничего не смыслят в красоте. Они одержимы страстью к симметрии, но я… я художник, а не математик. Вы скажете, что и в живописи важны пропорции, перспектива, но на самом деле, это не так. Любые правила — это границы, а чтобы познать совершенство, надо обрести свободу. Красота многолика и всегда в движении — запомните это. Запомните навсегда. Она не статична. В каждой вашей черте я вижу отражение вас, вашей целостной внутренней сути — поэтому я не могу увидеть то, что вы считаете недостатками. И достоинств я тоже не вижу. Я вижу лишь вас, и вы прекрасны. Вот и все.
Внезапно лица на стенах начали шевелиться: смеяться, хмурить брови, открывать рты, словно пытаясь что-то сказать. Ката с изумлением смотрела на эту феерию, одновременно слушая Колдблада и теряясь в музыке его голоса, а потом поняла, что все это время на стенах было всего одно лицо, только с разной мимикой и в разных ракурсах. Ее лицо.
— Это… это же…
— Все правильно, это вы, — Гордон стоял, привалившись к стене. — Это все вы. Неужели вы и теперь не видите, как вы прекрасны?
— Я не… я не…
— Если вы еще сомневаетесь, взгляните в зеркало.
Ката покорно развернулась, и, увидев отражение, невольно прижала ладонь к губам. Это была она: ее черты, ее тело, но что-то в нем изменилось безвозвратно. Что-то было другим, потому что испуганная девушка в зеркале, ладонью прикрывающая рот, была красива. Ката беззвучно заплакала. Слезы заструились по щекам ее двойника.
— Вы что-то сделали… Вы что-то сделали с зеркалом, потому что это не я.
— Я всего лишь дал вам возможность взглянуть на себя моими глазами. Такой я вас вижу. И в моих глазах вы совершенны.
Куда исчез паяц, красногубый монстр с синими пальцами, сумасшедший узник зеркала? Перед собой она видела мужчину, в чьих глазах было желание.
— Расскажите мне, кто вы. Расскажите, что произошло между вами и его светлостью, — попросила она.
Он вскинул вверх указательный палец:
— Наконец! Вы ищите ответы, и я дам вам ответы. Заметьте, безвозмездно, по доброте душевной, не торгуясь и не выдвигая условия. Я скажу вам всю правду, я открою вам свое сердце и сердце моего брата в придачу — если только у него еще осталось сердце. Слушайте, и слушайте внимательно. Повторения не будет. Присядьте.
Откуда ни возьмись в комнате появилось роскошное бархатное кресло, и ноги сами понесли Кату к нему, будто были подчинены чужой воле. Хотя Гордон и показал Кате ее силу, она не могла свыкнуться с ней и по-прежнему ощущала себя беспомощным ребенком перед жутким воплощением власти и могущества. Гордон шутил, Гордон кривлялся, улыбка не сходила с его лица, но он несомненно был опасен. Ката убеждала себя, что немедленно вернется в замок, как только узнает правду, что только ради правды, которая стала значимой, поскольку затронула и ее собственную жизнь, она позволяет чудовищу из зазеркалья играть с ней. Она не была готова признаться в том, что игра ее увлекла.
— Финнеган, славный добрый Финни, мой младший брат… Чудовищная ошибка природы. Видите ли, Ката, Ледяные Короли почти бесплодны, самое большее на что хватает их внутреннего огня, это одно единственное дитя. Но наша славная матушка разрешилась близнецами. Я покинул утробу первым, и возможно, поэтому, благодаря моей спешке, унаследовал судьбу отца. Я был