Альв - Макс Мах

"Что же делать? — в который раз спросила себя Альв. — Что вообще можно сделать?"

Самое интересное, что ответ пришел. Ее затуманенная память, ничего, конечно же, не объяснив, подсказала ход действий, возможно испытанный Альв где-то когда-то в той, другой, ее жизни, или всего лишь заученный для таких вот непростых обстоятельств, когда нельзя демонстрировать свою истинную силу, но избежать боя иными средствами, не представляется возможным.

"Истинная сила?" — удивилась она, но все, что было связано с этим словосочетанием, тонуло во мраке беспамятства.

"Что ж… Следует попробовать! В конце концов, хуже не будет!"

— Йеп! — обратилась она к Якову. — Ты не мог бы перевести твоим родичам мои слова? Я хочу кое-что им сказать.

— Все что пожелаешь! — ответил он, вопросительно заглядывая ей в глаза.

"Не бойся! — ответила она взглядом, надеясь, что Яков ее поймет. — Я знаю, что делаю!"

Похоже, он ее понял.

— Говори, Альв!

— Родичи, — сказала Альв, доставая, между тем спицы, вставленные в швы подола ее платья, — прежде чем произошло непоправимое, я хотела бы кое-что вам показать.

Она подняла левую руку и коротким сильным ударом вогнала спицу до середины длины в дубовую столешницу. Услышала удивленный выдох и тут же вогнала в стол вторую спицу.

— Это не все! — сказала она ровным голосом и достала из-за высокого ворота платья цепочку с кольцами.

Она расстегнула цепочку, медленно надела на указательные пальцы "жало" и "ключ", — витое кольцо и перстень с сапфиром, — и положила руки ладонями на столешницу точно по обе стороны от спиц.

— Должна ли я что-нибудь объяснять? — спросила она после паузы.

Еще мгновение или два после этого все за столом оставались в тех же позах, в которых застала их демонстрация могущества. Альв не знала, в чем именно заключается секрет, но вот родичи Якова явно знали. Только спросить их об этом она не могла.

— Нет, моя светлая госпожа! — поклонился, встав со своего места, ярл. — Я все понял. Чем могу вам служить?

— Одолжите нам пару лошадей, чтобы добраться до Ховахта, — холодно улыбнулась Альв. — Нам с Якобом действительно пора возвращаться на юг.

И только произнеся эти слова, поняла, что Яков ее больше не переводит, потому что не нужно. Она говорила на норвед наал. Причем так, как говорили уроженцы Скулнскорха…

1. Маненсдаг[31], двадцать восьмой день месяца мерз, 1611 года

— Расскажешь?

Вопрос, как вопрос. Но, увы, ей нечего сказать в ответ. А пропасть недоверия растет, и вскоре она уже не сможет до него докричаться. Подумав об этом, Альв действительно закричала. Это был крик боли, но никто его не услышит, — даже Яков, — потому что это беззвучный крик. Крик, который она не может выпустить на волю. Такие как она — кто бы она ни была, на самом деле, — не кричат в голос, не плачут, не сетуют на судьбу. Вот это Альв о себе уже знала. У нее есть внутренний стержень, принципы и правила, которые она никогда не нарушит, даже если очень этого захочет. Хотя от одного принципа она все-таки отступила. Возможно, это случилось из-за того, что Альв была дезориентирована, потеряна или что там с ней происходило в тот момент, когда она очнулась в мире Якова без памяти и без правильного понимания себя. Она не должна была полюбить, и, вряд ли, могла быть любима, но именно это с ней и случилось.

— Яков, — сказала она в ответ на его вопрос, все еще надеясь, что он ее поймет, — я очень прошу тебя верить мне! Я не должна просить, но прошу!

— Хорошо, — казалось, он не удивлен, и его не обидели ее слова. — Скажи то, что можешь.

— Я не знаю, как объяснить. — Такой нелепый ответ отличный способ потерять Якова навсегда, но не все из того немногого, что она уже знала о себе, Альв могла рассказать даже ему.

Или могла?

По ощущениям запрет был вызван скорее осторожностью и брезгливостью, чем необходимостью. Возможно, она дала клятву — кому, в чем? — или это было ее личное решение?

— Не можешь, не говори! — Яков не показал обиды. Не выказал недоверия. Он просто констатировал факт.

"Еще один шаг прочь…"

Ей представилась дорога, исчезающая в тумане, и Яков, уходящий по этой дороге в сизую мглу.

— Временами я просто знаю, что должна делать, — сказала Альв, преодолевая мучительное нежелание продолжать. — Когда ты отдал мне мои драгоценности…

Сжало сердце, ведь она шла сейчас наперекор всему, что считала правильным. Однако она сделала над собой усилие и продолжила:

— Я не помню практически ничего, а потом знание всплывает откуда-то, куда мне нет хода. Приходит без объяснений. Сразу вдруг. Не было и есть.

— Остановись! — неожиданно приказал он таким голосом, что ее пробила мгновенная дрожь. — Не продолжай! Я все вижу и понимаю.

"Ты понимаешь? — если бы она могла, улыбнулась бы. — Нет, Йеп! Это вряд ли… Как такое понять?"

— Ну-ка! — скомандовал он, останавливая коня. — Остановись, Альв!

Но ее лошадка остановилась и сама. И это хорошо, потому что у Альв вдруг не стало сил. Звуки стали глухими и далекими. Краски поблекли. Движения замедлились. Альв видела, как сквозь сон: Яков медленно-медленно слез с коня, тягучим шагом, словно завяз в меду, подошел к ней, взял, как ребенка, и вынул из седла…

* * *

Все это он уже видел раньше. За считанные минуты Альв изменилась до неузнаваемости. Она осунулась и потеряла присущий ей живой блеск. Побледнела. Поблекли глаза, и посерела кожа. Обвисли, став тусклыми, волосы. А когда он вынул ее из седла, она была уже без сознания.

"Она хотела рассказать, но не смогла?" — он сел на стылую землю и прижал Альв к себе, баюкая на руках, как ребенка. Это было несложно при такой значительной разнице в росте и весе, какая существовала между ним и ею. Большой мужчина и маленькая женщина. Красивая, элегантная и аристократичная в каждом движении, слове или жесте, невероятно женственная, желанная… Скорее всего, уже любимая…

"И когда это я успел в нее влюбиться?!" — но факт, каким-то образом успел, и даже сам не заметил, когда и как.

"Любовь…"

Любовь стареющего мужчины не похожа на любовь юноши. Она другая. От нее не вспыхивают, чтобы гореть, а сгорают сразу со всеми потрохами. Так случилось и с Яковом, и он об этом не жалел. Как не жалел и о том, что любовь к этой маленькой женщине разрушила его мир, исторгнув его в другой, давным-давно потерянный и ставший чужим. Нет, он не жалел ни о том, ни об этом, и ему, как ни странно, было все равно, кем или чем является его Альв на самом деле. А о том, что она не совсем человек, Яков уже догадался. Но кем бы, в конце концов, она ни оказалась — заколдованной принцессой или чудовищем, скрывающимся за личиной юности и красоты, — ему было безразлично. Вот уж, во истину, любовь зла!