Игры в любовь - Лорен Хендерсон

— Нет, Джуди, они тебе не родные, они твои друзья.

— Они ближе, чем родные!

— И тем не менее ты ничем не можешь им помочь! Ты не можешь разгрести за них навозную кучу, в которую они сами вляпались. Ты должна отойти в сторону и дать им самим разобраться, а не лезть в самую свару!

— Я и не лезу, я пытаюсь помочь! — Она сделала глубокий вдох — так яростно, словно вдыхала спиртовые пары, которыми собиралась опалить ему лицо. — И что будет, если я отойду в сторону? У тебя появится для меня больше времени? Да ни за что! Хотя для тебя, конечно, было бы проще, чтобы я сидела дома и ждала, пока ты соизволишь позвонить! Ты хочешь со мной встречаться, когда тебе удобно, ты же из тех, кто женат на работе! — Черт-черт-черт, зачем у нее вырвалось это идиотское слово! У мужиков от него крыша едет… Ладно, поздно уже. — И ты меня близко не подпускаешь к своей работе, не разрешаешь хвалить тебя, хотя мне нравится все, что ты делаешь! Ты меня постоянно отталкиваешь! А я хочу быть нужной, хоть кому-нибудь нужной.

В последних словах прозвучала такая тоска, что Джуди сама оцепенела. Господи, как в той песенке, где сплошные жалобы, что не с кем поделиться своей любовью. В полном замешательстве она смотрела на Скотта, на лице которого читались смущение и растерянность, и знала, что ее лицо сейчас как отражение лица Скотта. Ей захотелось съежиться и умереть. Вся злость испарилась без следа. Невыносимо. Она вскочила, оттолкнув кресло, схватила сумочку и бросилась в крошечную прихожую.

Скотт сзади неуверенно крикнул:

— Джуди, вернись, Джуди…

Ослепнув от слез, она с трудом нащупала задвижку, и дверь каким-то чудом открылась. Джуди, конечно же, надеялась, что Скотт кинется за ней, но задержаться она и не подумала. Упрямство и отчаяние гнали ее вниз, по обтянутым линолеумом ступенькам. Грохнув дверью, она выскочила на улицу и метнулась за угол, словно скрывалась от погони. Голос Скотта преследовал ее и на лестнице — он все же выбежал следом на лестничную площадку, — но, оказавшись на улице, Джуди поняла, что никто за ней не торопится. Чего ради он будет гнаться за психопаткой три лестничных пролета? Ну и пусть подавится дурацкой пиццей, уныло подумала она и перешла на шаг.

Она дошла до остановки на Тотнем-Корт-роуд и стала ждать автобуса, едва ли не ежесекундно посматривая на телефон: проверяла, не выключился ли и не пытаются ли Салли со Скоттом дозвониться до нее. Телефон был включен, а Салли со Скоттом дозвониться не пытались. Автобус ждать себя не заставил. Закон подлости во всей своей красе: когда спешишь — ждешь это корыто веками, а когда до смерти боишься возвращаться домой, автобус издевательски пунктуален. Если Салли дома, она обязательно услышит, что Джуди вернулась. Они всегда слышат скрип лифт и стук соседской двери. Но Салли вряд ли заглянет к ней. Можно, конечно, поскрестись в ее дверь самой — после такой ссоры как-то неловко открывать своим ключом, — но вдруг ее прогонят? Мысль об этом была нестерпима. Автобус раскачивался, иногда тормозил, а Джуди раздумывала, не доехать ли ей до конечной остановки. Она уже успела занять лучшее место в салоне — на втором этаже, слева и сзади, — единственное место в лондонском автобусе, изолированное от остальных, едешь на нем, как на диване, просиженном тысячами пассажирских задниц. Джуди съежилась, насколько может съежиться высокая и не слишком худосочная женщина, и закрыла глаза. У нее ведь проездной. Может, кондуктор разрешит ей кататься по десятому маршруту туда-сюда, от Арчвея до Хаммер-смита, можно и до полпервого ночи, или когда там последний рейс? Так хочется спрятаться от всех. Вернее, от себя, от своего одиночества.

Выходя из лифта, Джуди чувствовала себя преступницей. Домушником. Словно Салли с диким воплем вот-вот выскочит из своей квартиры и Джуди придется уносить ноги, прежде чем бывшая лучшая подруга вызовет полицию. Просто не верится, что она чувствует такую вину за то, что всего-навсего сказала Салли правду. Свет из-под соседней двери не выбивался, и Джуди возблагодарила судьбу. Она тихо шмыгнула в свою квартиру, осторожно закрыла дверь и почувствовала себя еще более одинокой. Неужели она действительно навсегда оттолкнула Салли и Скотта? Лишиться лучшей подруги и любимого — за один вечер! Какой чудовищный идиотизм!

На автоответчике мигал огонек. И хотя Джуди боялась, что это Салли, которая собирается сказать, чтобы она никогда не смела стучаться в ее дверь, она рванулась к аппарату, надеясь на невозможное.

— Алло, Джуди, это я, Скотт. Ну… ты извини, что я тебя так расстроил. Я не нарочно. Ты права, я не так уж часто нахожу для тебя время… Извини. Но ты же знаешь, это из-за работы, что я могу поделать… Но я не хочу, чтобы ты чувствовала… ну… Короче, я сегодня думал тебе сказать… в общем, мне предлагают взяться за один заказ, придется поехать во Флориду. Работы на пару дней, но, если постараться, можно растянуть на пару недель… Может, поедешь со мной, а? Устроим что-то вроде отпуска… Ты как? Я, конечно, не знаю, удастся ли тебе договориться на работе, но было бы здорово… Ну… через пару дней точно буду знать, сразу позвоню… В общем, надеюсь, ты в порядке… Ты мне позвони скорей, ладно? Ну… вот. Короче. В общем, давай.

Ей вдруг сделалось тепло и уютно, точно от кружки горячего шоколада со взбитыми сливками. Скотт хочет ее видеть! И не просто видеть — он зовет ее с собой во Флориду! Джуди едва не пустилась в пляс.

Только вот Салли не дает о себе знать, вспомнила она, и радость ее слегка потускнела. Интересно, спросила себя Джуди, а если бы это позвонил не Скотт, а Салли и предложила помириться, была бы она так же счастлива? И поняла — да, была бы.

— Господи, ничего ужаснее я не помню…

— Да ладно тебе, совсем не так ужасно, как Вечер Жидкой Лазаньи…

— Извини, но я не согласна: меня заставили разглядывать все эти кошмарные картинки и нахваливать каждую! Хуже надо мной никто не издевался…

— А тот рисунок с огурцом, помнишь?

— Еще бы! Я думала, лопну со смеху…

— Я изо всех сил старалась на тебя не смотреть, а то бы наверняка со стула упала…

«Это мой исследование в отношении мой сексуализация, здесь я применяй фаллосный символ, чтобы понимай мой зависть к пениса…»

— Боже, ну хватит! — Салли даже согнулась от хохота.

— «К несчастье, магазин был закрываться, вибратор я не купи и вынуждай писать эту огурец. Он замерзай в холодильник, но я француженка, а по тому находи в этом странно приятный удовольствие…»

— Ох, Джуди, перестань, уже живот болит…

Джуди изобразила Софи с картины: одухотворенное лицо и огурец, торчащий между ног. Салли снова забилась в агонии.

— Боже, они же меня услышат… — сказала она, преодолевая икоту и оглядываясь на дом Мика.

— Да брось ты, Софи до сих пор расписывает свою зависть к пенису, за ее болтовней они ничего не слышат.

— Аа-ах!

Салли медленно выпрямилась и вытерла слезы.