Грешница - Сергей Шхиян

Мы поцеловали иерею руку, за все поблагодарили и вышли из храма. Теперь, когда свершилось таинство венчания, я почувствовала, что с души у меня словно спал груз греха. А вот Алеша ничего такого не испытывал, он сильно хотел спать. Церковный ритуал показался ему длинным и неинтересным. Мне стало обидно, что он ничуточки не взволнован и всю дорогу назад, я шла молча. Когда мы вернулись к Котомкиным, Алеша отрезвел и, мне показалось, он уже начал жалеть, что на мне женился.

Я полностью сосредоточилась на его мыслях и начала понимать, что в наших отношениях не все просто. То, что он меня любит, сомнений не было, но его вдруг начала пугать моя способность читать мысли. Еще он думал о том, что между нами огромный культурно-временной барьер и когда утихнет страсть, ужиться вместе людям разных культур и понятий будет почти невозможно. Самое удивительное, но я понимала, что он прав. От всего этого, мой большой праздник получался совсем не радостным. Думать о какой-то культуре в ночь собственной свадьбы я не собиралась. Я хотела одного, чтобы он любил меня без памяти, и даже знала, как этого добиться.

В комнате Алеша зажег свечу и тяжело опустился на стул. У него болела голова. Нужно было спасать положение. Я подошла к нему вплотную и заглянула в лицо. Он попытался улыбнуться, но это у него не получилось. Улыбка вышла мучительная и виноватая.

— Поможешь мне снять платье? — грудным голосом, попросила я.

Он сразу встал и начал расшнуровывать корсаж у меня на груди. Его неловкие пальцы касались моей голой кожи, и это меня возбудило.

— Нам нужно немного выпить, — хрипло сказал он, когда платье, скользнув по телу, легко упало к моим ногам.

— Да, любимый, конечно, — ответила я и подошла к открытому окну.

На дворе уже рассветало. Я знала, что он всегда любуется моим молодым, красивым телом, и понимала, что мне делать, чтобы у него снесло башню. Правда, какую башню, я не знала, это не я, а он так, обычно, говорит. Алеша с трудом отвел от меня взгляд и тоже подошел к столу. Тогда я села на край полатей так, что бы ему было видно меня всю. Он, стуча горлышком по краям лафитников, торопливо, налил две рюмки и подошел ко мне. Теперь уже нас обоих била дрожь.

— Вот, — сказал он, протягивая мне вино.

Не слушая, я поднялась, обхватила его шею руками и прижалась нежным телом к его груди. Он застыл на месте, продолжая держать лафитники в широко расставленных руках. Я не говоря ни слова, быстро расстегивала его одежду. То, что творилось в его голове, я даже не рискну пересказывать. Кажется, он называл свои мысли эротическими фантазиями.

Теперь, когда между нами больше не было греха прелюбодеяния, я могла позволить себе делать со своим мужем, все что нам взбредет в голову. И это розовое, раннее летнее утро, я полностью подарила ему. Для того чтобы он убедится, как хорошо иметь жену, способную понимать то, что нужно мужу. И никакая чужая культура не помешает нам дарить друг другу радость и наслаждение. И я дала ему все, что он хотел получить. Может быть даже больше того. Ласки наши стали необузданны и бесстыдны.

— Девочка, что ты со мной делаешь! — стонал он. — Ты чудо!

— Я люблю тебя, — шептала я в ответ, — и буду любить всегда.

Мы оба забыли про усталость и терзали друг друга бесконечными ласками и поцелуями. Мне кажется, я впервые поняла, как важно в любви понимать и чувствовать что нужно любимому человеку. Он это знал и раньше, и с тех пор как мы стали близки, делал для меня все, что мог. Теперь я сторицей вернула мужу свой долг.

Обессилив от любви, мы уснули, не в силах разъединиться.

Проснулась я внезапно. За окном было светло, но в доме было очень тихо и я подумала, что и утро еще не наступило. Алеша крепко спал, зарывшись лицом в подушку. Я разом вспомнила все подробности нынешней ночи. Теперь я была замужем за любимым человеком, и должна была чувствовать себя счастливой. Однако вместо этого на сердце почему-то была тяжесть.

Я не сразу смогла понять, что меня тревожит, но, подумав, догадалась, что всему виной были тайные Алешины мысли о наших разных временах и культурах. Что это такое, я уже вполне сознавала. Мы с ним выросли в разное время, в отличных условиях и случалось, не понимали друг друга. То, что для него не имело никакого значения, то же церковное благословение нашей любви, было очень важно для меня. Значит, есть многое из того, что нужно ему, но о чем я не знаю. Когда я это подумала, в голове у меня словно что-то прояснилось.

Откуда у меня взялись такие мысли, я не знала. Еще недавно, я могла думать только о том, что видела или вижу вокруг, а теперь же меня волновали, всякие, как их называет Алеша, «абстрактные категории», и самое удивительное, я почти понимала, что это такое!

Эта способность могла появиться только от общения с ним. Я слишком глубоко влезла в его мозг и почти на пустом месте, у меня начали возникать совершенно новые представления. Я закрыла глаза и увидела город, в котором он жил, многоэтажные дома, асфальтированные улицы с рекламой и автомобилями. Причем для меня, как, видимо, и для него, это было не чудом, а обыденной реальностью. Получилось, что его память стала как бы и моей. Я подумала, что теперь для меня самое главное, суметь правильно всеми этими новыми знаниями распорядиться.

Конечно, я не удержалась и первым делом рассмотрела его бывшую жену. Внешне она была по-своему интересной, хотя ее грудь и попка мне совсем не понравились.

Будь у меня такая же, как у нее одежда и макияж, она бы мне не годилась и в подметки! Я не хотела, но как-то против воли, вспомнила их первую близость и сама испытала легкое волнение, как будто я мужчина и испытываю к женщине его чувства. Это было по-своему приятно и очень необычно.

У меня даже начало что-то напрягаться впереди, словно я не баба, а мужик. Потом я оживила воспоминания того дня, когда он впервые увидел меня, увидела себя со стороны и ужаснулась, какой неловкой и зажатой была.

Алеша, видимо, что-то почувствовал и беспокойно заворочался во сне. Мне пришлось затаиться. Я еще не решила, можно ли ему говорить о том, что теперь у нас с ним одна память на двоих. Ведь он влюбился в простушку, искреннюю и наивную, а теперь рядом с ним была женщина, обогащенная памятью и опытом двух совершенно разных жизней.

Все, что этим утром происходило со мной, было так нереально и странно, что у меня от непривычного напряжения начала раскалываться голова и двоиться в глазах. Я даже сжала виски руками и застонала от боли. И Алеша тоже, вдруг, застонал во сне и, резко повернувшись на подушке, притронулся рукой к голове.

Я растерла себе виски, шею, и мне стало легче. Алеша тоже успокоился, повернулся на спину и начал похрапывать. Однако чехарда у меня в голове не проходила. Я думала о своем, девичьем и одновременно видела эротический сон мужа. Господи, о чем только мужчины не мечтают во сне!

Думаю, если бы дар читать чужие мысли получила не я, а Алексей — ему много легче, чем мне было бы с ним справиться. Мне кажется, что и я, да и те же Котомкины, были проще, естественнее и не так заморочены комплексами, как люди будущего. По крайней мере, наша спокойная, размеренная сельская жизнь не шла ни в какое сравнение с тем сумасшествием, которое будет твориться в двадцать первом веке. Однако, кое-что мне в будущей жизни, все-таки, нравилось, та же косметика и то, что отменили крепостное право. Потому, многие женщины перестали быть рабынями господ и своих мужей.