Бледная Холера - Иоанна Хмелевская

— Как же вы недосмотрели! — озабоченно произнес Юрек. — Как могло такое случиться? Прямо у вас под носом кто-то замочил Тупня. Меня просто замучили расспросами...

— Ой! — только и вымолвил Теодор. — Ой!

И безнадежно махнул рукой.

— Четверка и семерка должны быть первыми, — решительно заявила я, — или пора меня сдать в утиль.

Заезд начался, все иные темы отошли в тень. Четверка и семерка, само собой разумеется, были впереди, я выиграла неплохие деньги, как и Теодор. Юрек выиграл меньше. А надо было довериться нам.

— Печако... — заговорил он и остановился. — Нет, давайте без фамилий. Один человек... знакомый... спрашивал меня о каких-то заметках Тупня. Я ни о чем таком никогда не слышал. Какие еще заметки? Вы что-нибудь понимаете?

— Любой человек ведет какие-то записи, — небрежно обронила я.

— Знать ничего не знаю ни о каких заметках, — твердо заявил пан Теодор и уткнулся в программку.

— Говорят, он их у тебя оставил, — неуверенно пробурчал Юрек. — То ли забыл, то ли обронил...

— У меня? — изумился пан Теодор. — Вот уж ничего такого и в помине не было. Совсем даже наоборот...

— Я была там, — торопливо вмешалась я, — и никаких заметок в глаза не видела. Что вообще за заметки-то? Записи на чеках банкомата? На счетах из магазина? Толстая тетрадь? Отдельные листки?

Юрек не был игроком. По должности не полагалось. Ведь теоретически он много чего знал про каждую лошадь и мог пользоваться своими знаниями. А всем прочим игрокам достаточно было бы поставить на ту же лошадь. И правда, кое-какие знания у него имелись. Только о лошадях как таковых. Он ничего не знал о махинациях на ипподроме, еще меньше о людях, творивших эти махинации. Конечно, странные результаты заездов его не слишком удивляли, не дурак же он был. Но предвидеть, какой номер придет следующим, не мог. Иногда он делал ставки по нашим подсказкам. Непредсказуемость и точность наших предположений, само собой, вызвала у него подозрения.

Если уж ты на бегах, то всякие иные темы в разговоре как-то не идут, независимо от того, делаешь ты ставки или нет. Мысли прыгают, и ничего тут не попишешь.

— Не пятерка ли там вырывается вперед? — поинтересовался пан Теодор.

— Пятерка, — подтвердила я. — Двойка могла бы ее догнать. Но у Квятковского сильные руки, и он ее не пропустит.

— Да что вы говорите, сейчас должна победить Генеза, обязательно! — произнес огорченный и озабоченный Юрек.

— Щас! Чтобы цена на аукционе выросла?

— Но Тупень-то мертв!

— И что с того? Не он же был боссом ипподромной мафии. Он только давал общие указания, вы об этом знаете не хуже нас. Один труп систему не порушит. Вот если Генеза победит, я поверю, что они с перепугу или с большой радости прекратили свою деятельность!

— Может, на всякий случай поставим на Генезу? — неуверенно предложил пан Теодор.

Мы поставили. Генеза, как Юрек и предсказал, пришла первой, а за ней лошади из наших расчетов. Мы опять выиграли. Неужели мошеннические договоренности и впрямь буксуют? Генеза-то победила!

Робкая надежда затеплилась во мне.

— Выходит, индивидуальный террор имеет смысл, — пробурчала я себе под нос, довольная, что Гурский меня не слышит.

Юрек использовал перерыв между заездами и попытался продолжить начатый разговор.

— Ко мне пристают из-за моего знакомства с тобой, — обратился он к пану Теодору, — а о тебе ходят разные сплетни. Я знаю, ты с ним был на такой же короткой ноге, как я с Папой Римским...

— Вы были знакомы с Папой? — заинтересовалась я.

— Да нет же! Но людям до правды дела нет! Вот и курсируют сплетни, будто этот прыщ оставил у тебя какие-то секретные записки. И все бегут ко мне за подтверждением. Включая полицию. А что я могу сказать полиции?

— Все или ничего, — предложила я.

— Лучше уж ничего, — обиделся Юрек. — Я не затем удалился от дел, чтобы мне перерезали горло. Заметки и пометки... Что там у тебя было-то?

Пан Теодор напряженно всматривался вдаль.

— Ничего. Я была там. Сознаюсь, я осмотрела всю квартиру — хотела убедиться, не лежит ли где за компанию пан Теодор, — но ничего похожего на записки Тупня не приметила. А ведь я спец по исписанной макулатуре, от моего взгляда не скроется ни одна бумажка. Так вот, ничего подозрительного в доме пана Теодора не наблюдалось. Сейчас придет семерка и тройка.

— Это невозможно. Палатин должен победить! Это его заезд, — отреагировал Юрек.

— Пан Теодор, на всякий случай давайте поставим и на Палатина тоже...

К пану Теодору мгновенно вернулся слух. Юрек бормотал себе под нос о каких-то неприятностях, но ставку сделал. На Палатина. Малиновский охотнее сам бы мчался на лошади, чем делал ставки на тотализаторе, однако лишний вес исключал подобное удовольствие.

Палатин позорно проиграл, его откровенно придерживали, и он пришел шестым. Это уж было слишком. Пусть бы четвертым или третьим, но шестым? Прямой и грубый обман!

— Вот видите, — с отвращением произнесла я.

Юрек до того расстроился, что потерял всякую осторожность. Убиенный буквально не сходил у него с языка. Что ж, Тупень и махинации на скачках - темы взаимосвязанные.

— Как же им не опасаться секретных заметок этой гниды, если такое делается. У него наверняка есть целый архив компромата. Среди этой шатии-братии честного человека днем с огнем не сыскать! На все готовы, лишь бы место у кормушки урвать. А Тупень все отслеживал и документировал.

— Откуда вы знаете?

— Да что я, слепой, что ли? Он не особо и таился. Там у него в записках что угодно может быть. Правда, эти сволочи никакого компромата уже не боятся. Совсем обнаглели.

Я слушала без особого интереса.

— Нет-нет, — возразил пан Теодор, — преступления рано или поздно становятся явными...

— Как же! — сердито фыркнул Юрек. — Впрочем... а вдруг он разнюхал про их банковские счета, раздобыл копии денежных переводов... Вот тогда бы они точно всполошились — не дай бог, лишат их богатства. Из-за этого они точно убьют, своими руками убьют, не то что Тупня, тебя, меня, пани Иоанну...

— А за что нас-то? — изумилась я.

— Как это — за что? Тупень где помер? В квартире Теодора! Значит, и его архив мог там оказаться. И пока они не выяснят, что стало с бумагами Тупня, жить будут как на вулкане!

— Но честное слово, я ничего о его бумагах не знаю, — пробормотал пан Теодор.

— В любой порядочной стране это убийство спровоцировало бы скандал века, — вздохнул Малиновский. — Вся верхушка бы с треском полетела, а у нас? Радует только то, что отныне эта тварь хотя бы с лошадьми не будет пакостничать. Да и все эти гаврики перепугаются и, может, немного поубавят свой пыл.