Я обещаю тебе свободу - Лоран Гунель

– Мне бы хотелось попробовать характер номер четыре.

Некоторое время он молчал.

– Вы даже не знаете, что он из себя представляет…

– Зато я уже поняла, что каждый приносит определенные страдания. Я готова заплатить эту цену. Просто мне хочется выбрать тот, с которым мне будет комфортнее жить.

Я решила прикрыться этим аргументом, как надежным щитом.

– Вы помните, что не сможете перепробовать все?

– Конечно помню.

Несколько минут спустя я нажала на кнопку диктофона.

Жизнь – череда возможностей. Нужно только уметь видеть их и вовремя ими пользоваться.

* * *

Как всегда, прежде чем идти на работу, я забежала домой оставить диктофон. На лестнице я столкнулась с владельцем квартиры, жадным бесчувственным стариком, скупившим несколько домов в этом районе.

– А, вот и вы! – набросилась я на него. – Знаете что, мне осточертело принимать ледяной душ. Нужно срочно починить колонку.

– Думаете, это так просто – взять и найти водопроводчика…

– Я уже несколько недель напоминаю вам об этом!

– Ну, сейчас лето, мастера все в отпусках, так что раньше сентября горячей воды не будет.

– Раньше сентября? Вы что, издеваетесь? И вообще, за кого вы меня принимаете? Вам кажется нормальным, что я вынуждена еще два месяца стоять под холодным душем?

– Ну, в этом нет ничего страшного! Вы молодая, а в жару даже приятно помыться холодной водой.

При этих словах грубиян развернулся и ушел, даже не попрощавшись. Я знала, почему он позволяет себе так обращаться со мной, – все из-за разницы в возрасте. А еще из-за моего цвета кожи. Будь я пятидесятилетней буржуа, родившейся и прожившей всю жизнь в Лионе, он бы попридержал язык.

Я вошла в квартиру. Мой милый корпел над диссертацией и даже не взглянул на меня, словно в дом вошло привидение, а не его девушка. Я почувствовала себя брошенной.

«Он больше не любит меня».

Эта мысль довольно быстро угнездилась в моем сознании. Сначала я ощутила что-то вроде болезненного укола, затем яд распространился по всему телу, и я впала в тоску.

Поднявшись в спальню, я открыла бабушкин шкаф и спрятала диктофон. При виде вчерашнего комплекта белья я покраснела до кончиков ушей. Что за глупости? Как я могла это купить? Это же совсем не мое! Зачем было устраивать этот спектакль? Даже если это зрелище возбудило Натана, какой в этом смысл? Я еще раз убедилась, что он не любит меня, не любит мое тело. Я чувствовала себя некрасивой и какой-то… пресной, что ли. Понятно, что с такой внешностью привлечь мужчину можно, только если нарядиться шлюхой.

Я спустилась в гостиную. Натан опять проигнорировал меня. Из квартиры я вышла с упавшим сердцем.

Пройдя несколько шагов, я обернулась в надежде, что он раскаялся и решил догнать меня. Напрасно.

Я шла к станции фуникулера. Солнце еще было невысоко, но уже ощутимо припекало. Еще пара часов – и все будут умирать от жары. Я с любопытством рассматривала прохожих. Некоторые шли быстро и выглядели собранными – наверняка у них тоже скользящий график и сейчас они спешат на работу. Цветущий вид красноречиво говорил о том, что они занимаются любимым делом и преуспели в нем очень легко, без необходимости совершить невозможное за шесть дней. Я им безумно завидовала. Причем не просто завидовала! Они казались мне образцом, которого я никогда не смогу достичь, – их душевное равновесие и умение радоваться жизни недоступны таким несовершенным людям, как я.

В потоке людей я заметила несколько парочек. Одни держались за руки, другие обнимались, третьи просто шли рядом, но чувствовалось, что они явно нашли друг друга и теперь наслаждаются бесконечным счастьем. Смогу ли я однажды пережить нечто подобное? Встречу ли человека, способного полюбить меня такой, какая я есть, и исцелить мои душевные раны?

Наконец я добралась до фуникулера и села в вагон. От потертых деревянных сидений веяло стариной. Они словно рассказывали об ушедшей навсегда эпохе – о встречах, немыми свидетелями которых стали, о болтовне приятелей-студентов, о буре чувств во взгляде несчастного влюбленного, о тоске одинокой души… А ведь не сегодня завтра настанет день, когда какой-нибудь осел из департамента управления транспортом заменит их на ужасные сидушки из оранжевого или зеленого пластика…

В другом конце вагона показался бродяга в мешковатой одежде. В нем было что-то от грустного клоуна, который делает вид, что не замечает разряженных в шелк и бархат артистов. Он медленно шел по вагону, протягивая руку. Во взгляде ни намека на мольбу – одна лишь трогательная искренность. На лице отпечатались все тяготы, которые он пережил, тщетные надежды, несчастные влюбленности и разочарования. Глядя на это лицо, можно было представить абсолютно все, что выпало на его долю и мало-помалу довело до такого бедственного состояния. Я словно спала с открытыми глазами и видела сон о его жизни – сон, полный образов, звуков и чувств, словно по мановению волшебной палочки перенесший меня в другой мир.

Я вернулась в реальность, только когда фуникулер остановился на станции, мелодично звякнув и мягко подбросив меня на сиденье. Бродяга уже вышел. С легким уколом стыда я поняла, что, замечтавшись, забыла дать милостыню.

Мне захотелось новых впечатлений, и я пошла той дорогой, которой обычно не хожу. Перейдя мост Фёйе, я углубилась в Старый город. Там было душно и влажно, как в сауне, но все же лучше, чем на бесконечных, совершенно одинаковых набережных полуострова.

Что бы ни говорили бездушные чинуши, в этой части города с обшарпанными, но совершенно очаровательными домами витал особый дух.

Если местные жители не смогут его отстоять, мэрия снесет исторический квартал и натыкает на этом месте современные дома. Современные. Интересно, они знают другие слова? Или это их единственный способ молодиться и убегать от наступающего на пятки времени? Все, что они умеют, – это рушить творения великих предков и строить на их месте жалкие коробки. Откуда такое ненасытное желание оставить след в городском пейзаже? Как собачки, которым обязательно нужно пометить каждый столбик.

Сделав довольно большой крюк, я вышла на набережную и перешла Сону через пешеходный мост у Дворца правосудия. «ПигмаЛион» ждал меня на другой стороне, купаясь в лучах солнца. Темно-зеленый гигант с облупившейся местами краской выглядел одновременно мощным и очень хрупким, представительным и трогательным. Я любила этот корабль, любила всем сердцем, но хотел ли он, чтобы именно я стояла у руля? Глупо было бороться за него, хотя желание доказать, чего я стою, жгло изнутри. По правде говоря, я разрывалась между стремлением к признанию и глубокой потребностью в истинной любви. Но если первое требовало значительных усилий, то второе, наоборот, предполагало полную пассивность, иначе меня ненароком могли бы принять за кого-то другого.

* * *