Судьбы икон в Стране Советов. 1920–1930-е - Елена Александровна Осокина

американских идеалов», за «содействие тем, кто своей целью объявил уничтожение западного общества» и т. д., и т. п. За два дня до открытия выставки в музее Метрополитен в Нью-Йорке генеральный секретарь Национальной лиги американцев русского происхождения, некто Лисицын (J. J. Lissitzyn), в письме президенту и попечителям музея Метрополитен возмущенно вопрошал:

Представляете ли вы, с кем сотрудничаете, когда заимствуете иконы у так называемого советского правительства? В состоянии ли вы в полной мере уразуметь всю меру возмущения, которое политика такого рода вызывает в умах русских правого толка?

Кто-то не поленился провести частное расследование, чтобы разобраться, что же такое этот Американский Русский институт и какого рода отношения он имеет с большевиками. Выводы испугали еще больше: «чисто коммунистическая организация, работающая исключительно в интересах большевиков с целью установления более тесных контактов через искусство, литературу и торговлю, их главная цель – добиться признания Советской России правительством США», а выставка русских икон – это лишь один из способов добиться симпатии американцев.

Только в отдельных редких случаях протест был вызван фактом показа в светских стенах религиозных предметов, которым следовало находиться в храмах, а также агрессивной экономической политикой советской власти. Так, президент голливудского Института технических директоров Фрэнк Пиз обвинил советское руководство в демпинге дешевых товаров на мировой рынок и… в мировой депрессии. Он же предостерегал против вероятной распродажи экспонатов выставки с аукциона:

Действительно, что это за парад, если не бесстыдный в своей дерзости парад продажи; предварительная реклама, которая приведет к рыночному сбыту этих священных реликвий где-нибудь через некоторое время, здесь или за границей?

В том, что иконы будут проданы, не сомневалась и русская эмигрантка Лидия Княгевич. Эти опасения созвучны с тревогами европейской эмигрантской прессы, которая тоже указывала на коммерческий характер выставки.

Защитники же выставки советовали президенту музея Метрополитен Роберту де Форесту не бояться, так как другого шанса показать древнерусское искусство может и не представиться; напоминали, что и Наполеон в свое время немало украл для Лувра, но это не мешает миру восхищаться шедеврами этого музея. Кроме того, подобно сэру Конвею, ссылались на то, что политика не имеет права убивать гениальное, и если речь идет об истинных шедеврах, то не важно, кто организовал их показ, откуда они происходят и даже краденые ли они.

Президенту музея Метрополитен Роберту де Форесту пришлось принимать меры. На все письма протеста были посланы ответы с объяснениями. Кроме того, президент выступил с официальным заявлением – ответом критикам в газете New York Sun. Его главным оправданием было то, что выставка ранее уже побывала в музеях мирового значения в Европе и Музее изящных искусств в Бостоне и протестов, как считал президент, там не вызвала. Видимо, он не знал о реальном положении дел. Кроме того, заявил де Форест, иконы, прибывшие в США, в течение длительного времени принадлежали и до сих пор принадлежат музеям. Метрополитен лишь следует примеру Лондона и Бостона, чествуя искусство, которое не знает национальных границ. «Можем ли мы отказаться от такого уникального шанса лишь потому, что мы не любим тех, кто прислал это искусство в нашу страну?» – спрашивал он американцев.

Доверительное и строго конфиденциальное письмо Роберта де Фореста одному из протестующих покровителей музея Метрополитен свидетельствует, однако, что в своем официальном ответе критикам президент пытался выдать желаемое за действительное. В послании своему конфиденту де Форест признался, что не знает, кому в действительности принадлежат иконы, как ничего не знает он и о характере и целях Американского Русского института, при посредничестве которого иконы прибыли в США. В свою очередь, де Форест поинтересовался: почему все молчали, когда выставка была в Бостоне? Если бы Метрополитен знал о протестных настроениях, то не стал бы браться за дело. Протесты же начались тогда, когда иконы уже находились в залах музея Метрополитен, и теперь что-либо менять уже поздно. Роберт де Форест скончался в начале мая 1931 года. Борьба за советскую иконную выставку в январе 1931 года, видимо, стала одним из последних крупных событий его жизни.

Роберт де Форест не отказался проводить выставку, но меры предосторожности все-таки принял. Прежде всего он запросил мнение сенатора, следует ли придерживаться решения о проведении выставки. Кроме того, в январском номере «Бюллетеня музея Метрополитен» была опубликована статья Ли Симонсона, председателя художественного комитета Американского Русского института, о достижениях в реставрации икон в СССР, где он писал, что после поездки в Страну Советов убедился, что музеи стали советской страстью и бывшая собственность Романовых сохраняется не менее тщательно, чем ценности в Лувре. Секретарь музея Метрополитен Генри Кент советовал журналистам писать сообщения о выставке, не указывая, кто предоставил иконы. Дабы не злить противников выставки, отменили лекцию Кристиана Бринтона, которой должен был открыться показ в музее Метрополитен. Более того, последовали рекомендации без огласки принять все меры предосторожности против нарушений порядка во время открытия выставки. Но это не понадобилось. На открытие пришло много людей, но обошлось без инцидентов. Победа руководства музея Метрополитен в борьбе за выставку дала зеленый свет ее шествию по Соединенным Штатам Америки.

Рассказанная история о том, как западное сообщество принимало иконную выставку, позволяет утверждать, что эта советская крупномасштабная рекламная кампания не прошла незамеченной. Она вызвала ажиотаж на Западе, сопровождавшийся восторгами одних и проклятиями других.

Часть 4. ДЕЛО О ПРОДАЖЕ ИКОН С ВЫСТАВКИ

Известно, что после возвращения выставки на родину некоторые иконы поступили в продажу, в том числе иконы «Свв. Федор Стратилат и Федор Тирон», «Св. Никола, с житием» и две иконы, «Рождество Христово» и «Преображение», из праздничного чина, некогда принадлежавшего Тверскому музею (прилож. 2 № 139, 142–144). Эти иконы были собственным товаром «Антиквариата». Они с самого начала предназначались на продажу. После возвращения эти иконы оказались в коллекции И. И. Рыбакова в Ленинграде. Он выменял их у «Антиквариата» на редкие французские книги XVIII–XIX веков. В 1950‐е годы его наследница продала иконы Эрмитажу, где они сейчас и находятся. По счастливому стечению обстоятельств эти произведения остались в России. То, что иконы, принадлежавшие торговой конторе, после возвращения выставки в СССР поступили в продажу, не вызывает удивления. Но было ли что-то продано из экспонатов выставки во время ее пребывания за границей? Это вопрос будоражит умы исследователей.

ГЛАВА 1. ЗАПУТАННАЯ ИСТОРИЯ

Кто прав? О каком музее говорила Ольга Бубнова? Неубедительные декларации. Расследование начинается

Венди Салмонд, автор первой статьи об американском турне выставки, считает, что иконы