Зеркало для никого - Лара Мундт

Тео, и об Амалии… Ее щебет превратился в белый шум, похожий на гул мотора. Я кивала и поддакивала, но не разбирала ни единого ее слова.

Интересно, когда Мист летела над городом, она тоже заметила крышу нашего дома, сделанную из старомодной красной черепицы? Увидела ли, что мамин задний двор почти ничем не отличался от дворов соседей? Обратила ли внимание на здание, в котором работал отец, защищая людей от правил системы? А однообразные квартирные дома для бедных районов, на крыше каждого из которых был разбит небольшой живописный сад? А дороги, пересекающие поля, где пасли скот? А крохотные фабрики, где производилась самая качественная мебель, игрушки и другие предметы, столь необходимые в быту? А толстую, бесконечную полосу густого, почти черного леса, пресекаемую несколькими линиями железных дорог? Видела ли она все это? Чувствовала то, что сейчас чувствую я? Бесконечную радость от полета и обретенной свободы… Это чувствовали люди раньше? Люди, которым дозволялось взлетать в небо словно птицам.

Мы летели еще долго, пока не покинули территорию Зеленого города и не оказались перед Стеной. Десять метров в высоту, прозрачная Стена была гарантом нашего спокойного существования, ведь многие хотели прорваться в рай. Я не успела рассмотреть Стену, потому что мы двинулись дальше, минуя отделяющую нас от мира Трущоб защиту. Амалия все говорила и говорила. Она так нервничала, что не могла сдержать потока рвущихся слов. А я молчала и наблюдала, как из-за дыма и смога поднимается город.

Серый грязный воздух, висевший плотным полотном над городом, казалось, проник в дирижабль. Мы испуганно переглядывались, пытаясь понять, то ли мы видели на самом деле. Но глаза и разум нас не обманывали. Увиденное было реальностью. Этот город напоминал муравейник. Здания теснились, врастали друг в друга, достраивались и разрушались, словно были живым организмом. Некоторые было совсем разрушены. Кое-где змеились застарелые трещины. По натянутым в воздухе дорогам летали капсулы, похожие на ту, что я видела на картине с маленьким Леоном. От них в разные стороны брызгали снопы искр, падающие на головы прохожим. Мы видели асфальт и металл, мусор и бедность. Но самым страшным в Красном городе были люди. Они казались меньше и куда худее нас. Их истощенные лица и потухшие глаза врезались в память. Как они так жили? Что они ели? Как дышали этим пропахшим копотью воздухом, который пробирался в наш дирижабль несмотря на очистители? Мы с Амалией не заметили, как взялись за руки.

– Это ужасно, – прошептала подруга. На ее глаза навернулись слезы. Она зашмыгала носом.

Дирижабль пролетал над однообразной застройкой. Он практически царапал металлическим брюхом бетонные серые плиты, такие безобразные, что я содрогалась от отвращения при виде всего этого. Мы пролетали над лавками, в которых готовили еду из чего-то, что мы никогда не видели, причем прямо в металлических бочках. Окружающий пейзаж перемежался мусором и бродячими псами. И на каждом свободном уголке безобразного пространства висели экраны. С них смотрели мы, наши семьи, на них мы видели знакомые улицы. Везде мы видели надписи: «Зеленый город – город Будущего!»

– Смотри, это ты и твоя мама! – воскликнул кто-то, показывая на огромный экран, выросший прямо перед нами. На нем моя мама рекламировала йогурт, а я уплетала его за обе щеки. По сравнению с жителями Красного города, мы казались крупнее, ярче, здоровее.

Неужели среди этих руин жила моя сестра? Отличница, красавица, популярнейшая девчонка из самой лучшей школы променяла Зеленый город на это? Видевшие нас люди не только улыбались – они часто махали нам исхудавшими руками.

– Для них вы знаменитости, но не обольщайтесь, – вкрадчиво говорила Чин-Лу. – Они бы все отдали, чтобы оказаться на вашем месте, поэтому Стена неприступна.

Я обернулась на ее голос, но внимание мое молниеносно привлек Леон. Он смотрел на город круглыми от ужаса глазами. Я готова была поклясться, что он шептал одними губами: «Все было не так». В моем разуме всплыла картина из его дома. Там действительно все было не так. В городе маленького Леона пульсировала жизнь, здесь же были одни руины. Что произошло с Красным городом за пятнадцать лет?

Ответа на этот вопрос не было. Мне вообще не хотелось сейчас думать. Но что-то сломалось в моей голове, что-то заставляло меня задавать вопросы снова и снова. Случилось ли это из-за Локи или из-за надписей на моем зеркале? А может все началось как раз с уходом Мист?

«А кругом бесконечный театр, лицемерие». Мы сами добровольно стали в этом театре марионетками. Мы зациклены на выборе правильной цветовой гаммы одежды каждое утро. Всегда в поиске новых образов, как будто бы внешность имела какое-либо значение. А потом мы старели, и красота уходила, а с ней и внимание Зрителей. Мало кто говорил об этом, но основной причиной смертности, в особенности среди женщин, в Зеленых городах является самоубийство. Женщины не могли смотреть на себя в зеркало и видеть появляющиеся каждый день новые морщины. Они теряли Зрителей и медленно угасали. Как правило, находили себе поддержку на дне бутылки. Так произошло с моими бабушками. Так случилось с тетей Фрейей. Глядя на людей со столь похожими черными глазами, я подумала о Таише. Интересно, ее философия трубоди, прижилась в Красном городе? Интересно, изменилась ли Мист? Потемнели ли ее глаза от грязи и копоти? И вообще, почему в Красном городе у всех без исключения черные глаза. Не карие, не голубые, а черные?

И снова я задаю себе вопросы. А я не должна задавать вопросы. Я должна ужасаться и плакать. Понимать, что живу в Раю.

Мы сделали почетный круг, облетев центр Красного города. Там располагалось здание из серого бетона с плоской крышей – главное здание любого Красного города. Люди, сидящие внутри, отвечали за транслирование видео из камер, вмонтированных в наши глаза. Это здание походило на некую корпорацию зла из старых фильмов, которые мне показывала Мист. Окна-решетки в пол, острые, высокие лестницы и снующие туда-сюда рабочие. Эти люди, серые, одинаковые, болезненные, навязывали нам правила поведения. Мне показалось абсурдным, что какая-то безликая масса ставила под контроль мою жизнь.

Остаток полета прошел в молчании. Чин-Лу больше ничего не комментировала. Леон Бернар так и вовсе выглядел шокированным сильнее всех нас вместе взятых. Все-таки он вырос в этих местах.

– Ваши глаза всегда были такого цвета? – вывел меня из ступора голос Тео.

– Да, – рассеяно ответил Бернар.

Больше Тео не сказал ни слова. А я запомнила. Неужто Леон Бернар был единственным человеком с серыми глазами во всем