Ветувьяр - Сия Кейс

не будет” — в очередной раз подумал Эйден, вспомнив о Реморе. Чувствовала ли она хоть что-то, оставляя его? Думала ли о том, как жить дальше?

Может, это даже к лучшему — пусть болезнь заберет его раньше, чем свои лапы наложит старость. Эйден много раз представлял себе эту картину — он, дряхлый старик, морщинистый, седой, беззубый, и она — все еще живущая в два раза медленнее, все еще молодая и прекрасная. Он будет гнать ее от себя, но она не уйдет — кто угодно уйдет, но не Ремора. Она будет с ним до конца — из жалости, из благодарности, из чувства стыда.

Так пусть этот конец случится раньше, чем он возненавидит самого себя.

И все же кое-что еще нужно было успеть — найти сестрам достойных женихов, передать кому-то титул и должность…

Помирать было рановато, да и пока не хотелось. А значит, придется терпеть и врать, делая вид, что все прекрасно, что ничего не болит и не тревожит. Эйден не сомневался, что у него получится.

Ферингрей ворвался в кабинет без стука — серьезный, сосредоточенный. Таким он был в день той дуэли? Таким, только гораздо моложе. Остальное Эйден издалека не видел, а брат унес с собой в могилу.

— Меня заинтересовало это слово, — Заговорил Ферингрей, — Которым монах называл вас.

— Ах, “аэоинуау”? — Хмыкнул Эйден, — Надеюсь, это какое-то древнекирацийское оскорбление?

— Нет, — Сухо ответил капитан, — Я поспрашивал у местных монахов ордена. Они говорят, оно означает “метка”. И метка, насколько я понимаю, на вас.

*

Корабль варваров-гвойнцев назывался “Черная змея”, и это имя как нельзя лучше подходило даже не столько самому судну, сколько его капитану.

Селин в первый же день их плавания прозвала капитана Рауда Змеем. Нет, он не был злым и жестоким, как Чудовище, он просто казался опасным, как ядовитая змея, хоть и не выказывал девушке ни капли своей неприязни. В том, что она ему не нравится, Селин не сомневалась — недаром Рауд принялся от нее отказываться, едва увидев — но чувства свои варвар скрывал превосходно, оттого и вызвал к себе маленькую капельку ее уважения.

В остальном же Селин чувствовала себя запертой пленницей на чужеземном корабле — все здесь было опасным, новым и незнакомым. Девушка до сих пор не могла привыкнуть ни к крохотным — даже меньше, чем ее каморка в отцовском доме — каютам, ни к прибитой намертво мебели, ни к постоянной качке, из-за которой приходилось все время держать равновесие, ни к шуму воды за бортом.

Но страшнее всего были моряки с такими же хищными взглядами, как у отцовских собутыльников. Они держались от Селин на расстоянии, но чувств, в отличие от капитана, не скрывали. Девушка много раз видела их косые взгляды и гадкие ухмылки, и от них становилось жутко. Спустя пару дней после отплытия Селин стала постоянно носить с собой нож, который подарил ей Робин — хоть пользоваться им она и не умела, какое-никакое спокойствие он все-таки приносил.

К тому же, Рауд разрешил ей запираться в каюте, где девушка проводила дни напролет, не решаясь выбраться на палубу. Там постоянно сновали моряки, было шумно и неуютно под гнетом их взглядов и слов, которых она не понимала.

Из всего экипажа эделосский знал только Змей, но и он не спешил ничего объяснять — Селин не знала ни куда они плывут, ни через сколько дней “Змея” пристанет к берегу. Девушка была твердо уверена только в одном — их путь лежит не на остров Гвойн, а куда-то еще, скорее всего, на войну.

На корабле были пушки — железные, черные, огромные. При виде такого оружия Селин ужаснулась, но все же попыталась смириться с неизбежным — ради нее и дурацкого свитка ни один правитель не отправил бы корабль за тридевять земель. “Змея” плыла воевать и нести смерть, а значит, и сама могла пойти ко дну вместе со всеми, кто будет на борту.

Девушка часто думала о том, зачем ей жить дальше. Ответа не находилось, но и желания умереть тоже не было. Наверное, она была слишком наивна, потому что даже после всего, что с ней произошло, продолжала ждать от судьбы чего-то хорошего. Пока что тщетно…

С другой стороны, Селин поняла, что влюбилась в море. Набравшись смелости, она могла выбраться из каюты ночью, когда экипаж ложился спать, и по несколько часов смотреть на волны и звезды в темно-синем небе над ними. Иногда она даже забывала обо всем и на несколько минут могла почувствовать себя свободной — плохо только, что потом осознание возвращало ее в настоящую жизнь, туда, где она была никем.

Они плыли уже долгих семь дней, а берег все никак не желал показываться. Селин не знала, сколько еще дней плавания — а значит, жизни — ей отпущено, но не сомневалась, что в грядущем сражении ее никто не станет защищать. Ее жизнь закончится тихо и незаметно, и не будет на свете человека, который вспомнит о ее существовании.

Разве что только Робин… Хотя зачем ему о ней вспоминать?

Обо всем этом Селин думала четвертой ночью своей свободы, вновь выбравшись на палубу и встав у борта, чтобы полюбоваться на волны. Небо над головой было безоблачным, и в воде отражался желтоватый полукруг луны. Внизу шуршали волны, а лицо гладил легкий, но все же прохладный ветерок — Селин пожалела, что не взяла что-нибудь, чтобы накинуть на плечи.

Подумав об этом, девушка решила вернуться в каюту и подыскать что-то подходящее, но стоило ей развернуться, как взгляд уперся в высокую, незаметно подкравшуюся фигуру.

— Не замерзла? Ветер сегодня, — Рауд подошел ближе и встал совсем рядом, опершись руками о борт.

Желание уйти и запереться в каюте завопило в голове вместе с воспрянувшим страхом, но Селин осадила их. Что мешает ей остаться и поговорить? Если она хотела узнать, сколько дней жизни ей осталось, нужно было просто взять и спросить.

Промолчав, девушка чуть подвинулась и замерла на месте, не сводя глаз с водной глади.

— Видимо, не замерзла, — Посмотрел на нее капитан, — Или врешь.

Она врала, но ему об этом знать необязательно. Селин заставила себя посмотреть в холодно-серые глаза на суровом лице и поняла, что Рауд улыбается, ожидая ее ответа.

— Не замерзла, — Выговорила девушка, пожав озябшими плечами.

— Я видел, ты сюда каждую ночь приходишь, — Рауд заправил прядь растрепавшихся волос за ухо, — Нравится?

Селин поняла, что избежать ответа и в этот раз не получится. Складывалось впечатление, что