Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Волна неистовой любви и гордости захлестнула Марию, когда она смотрела на него. Значит, она не зря вынесла все, что ей пришлось испытать ради того, чтобы этот ребенок появился на свет? Слушая его дыхание и держа на руках маленькое теплое тело, она не сомневалась в ответе.

– Оденьте его для поездки, – велела она леди Ререс. – И упакуйте его вещи, – она повернулась к сэру Джону, который сопровождал ее. – Его нужно доставить в замок Стирлинг, где он будет в безопасности, как и я в детстве. Это обычная процедура для наследника престола. И время уже почти пришло – какое значение имеют несколько недель? Соберите ваших людей и подготовьте в течение часа для меня эскорт.

– Ваше Величество, не делайте это в спешке или в гневе…

Они услышали, как Дарнли ввалился в прихожую и стал подниматься к ним по лестнице.

– И заприте его! – крикнула она.

Сэр Джон выглядел как человек, испытывающий нешуточные страдания.

– Ваше Величество, мне не дозволено прикасаться к нему. Он король, разве вы забыли?

– Да, жена, разве ты забыла? – донесся от двери невнятный голос Дарнли.

Мария крепче прижала к себе ребенка.

– Я не забыла, что даровала тебе королевский титул. Но ты не был помазан, коронован или признан парламентом. И никогда не будешь! – она повысила голос и позвала стражу: – Как единственный помазанный монарх этого королевства, приказываю вам задержать здесь графа Росса и герцога Олбанского. Он должен оставаться в своих покоях, пока не оправится от недавнего припадка. Если он начнет буйствовать, свяжите его.

Стражники посмотрели на сэра Джона, на Дарнли, потом на Марию, затем неохотно двинулись вперед и схватили Дарнли за руки. Тот попытался стряхнуть их, но не смог.

– Я собираюсь препроводить маленького принца в Стирлинг, где он будет расти в безопасности. Когда придешь в себя, можешь последовать за нами, – сказала она Дарнли и повернулась к стражникам. – Уведите его.

– Ты ответишь за это! – прорычал Дарнли. – Ты присоединишься к своему возлюбленному Риччио, и от тебя ничего не останется для похорон! Ты больше не нужна, после того как родила принца! Не нужна, не нужна, твоя жизнь ничего не стоит…

Голос Дарнли стих в отдалении, когда стражники уволокли его.

– Жалкие позорные угрозы труса, – бросила Мария, изображая равнодушие, которого не чувствовала.

– Прошу вас, будьте бдительны, – встревоженно сказал сэр Джон. – Трус может оказаться самым опасным врагом.

Прежде чем передать няне ребенка, Мария еще раз обняла его.

– Трус опасен лишь в том случае, если у него есть сообщники, – ответила она. – Теперь, когда он предал всех, никто больше не будет интриговать с ним, – она вздохнула и нервно разгладила верхнюю юбку. – А если меня убьют до того, как он получит титул полноправного монарха и соправителя, он будет не мужем королевы, а обычным вдовцом. – Она хрипло рассмеялась. – Тогда ему придется носить белую вуаль!

Она услышала стук копыт во дворе, выглянула из окна и увидела Босуэлла верхом на гнедой лошади. Его рыжеватые волосы блеснули на солнце, когда он развернул лошадь и посмотрел на нее.

– Всего хорошего! – крикнул он. – Увидимся в Джедбурге![8]

Он смотрел на нее так, как если бы знал обо всем, что только что произошло в доме.

– Храни вас Бог! – крикнула она в ответ, чувствуя, как ее сила уходит вместе с ним. Мария помахала ему; он отсалютовал ей и отвернулся.

«Я использовала тебя, – внезапно поняла она. – Но я не делала этого ни для кого, кроме моей матери, ребенка и теперь уже бывшего мужа.

А теперь он воспользовался этим».

* * *

– Я отдаю вам свое сердце, – сказала Мария лорду и леди Эрскин и вручила им сверток, где лежал ребенок, который был гарантией независимости для Шотландии. Когда ее руки опустели, она испытала почти такую же сильную боль, как при его рождении.

«Бедным женщинам не приходится расставаться со своими малышами, – подумала она. – И Джону Ноксу не пришлось отдавать своих сыновей на содержание в другую семью».

– Мы будем охранять его, как собственного ребенка, – пообещал Эрскин. Он кивнул камергерам, облаченным в официальные наряды: дородная матрона вышла вперед и взяла ребенка. Джеймс заворковал и протянул ручку к ее лицу. – Она заменит леди Ререс примерно через два дня, – сказал Эрскин.

«Нет, нет, я этого не вынесу!» – безмолвно вскричала Мария. Вслед за этим пришла другая мысль: «Теперь ты знаешь, что чувствовала твоя мать».

– Полно, вы знаете, что все равно не разлучитесь с ним, – сказал Эрскин. – Вы можете приезжать сюда и проводить с ним столько времени, сколько пожелаете. Вы выберете ему наставников и будете советоваться с ними о его учебе.

«Но я не буду здесь, чтобы видеть, как он сражается со своими заданиями и учится новым играм. Мне покажут все это лишь после того, как он станет умелым и смышленым. Меня не будет рядом, чтобы утешить его, когда чьи-то слова обидят его, или отвечать на его неожиданные вопросы обо всем на свете…»

– Тюремщик Сократа сказал: «Старайся легко относиться к тому, чего нельзя изменить», – произнес Эрскин.

Мария вернулась в Эдинбург после нескольких дней, проведенных с Эрскинами в Стирлинге, убедившись в том, что принц Джеймс устроен хорошо. Потом она медленно поехала в столицу. Она пыталась думать о крещении, составлять план церемонии. Она должна быть величественной и открыть Шотландию для остального мира. На несколько коротких дней приедут французы и увидят, какой стала их бывшая королева после отъезда из Франции. Она будет горда приветствовать их. А Елизавета? Приедет ли она?

Но планирование торжества, даже такого грандиозного, не могло успокоить ее сердце. События в Тракуэре разрушили фундамент, на котором покоилось все остальное: ее брак с Дарнли, вынужденная необходимость простить его, терпеть его присутствие и считать себя мертвой для всех остальных мужчин. Неожиданное увлечение Босуэллом так глубоко смутило ее, что она думала о нем как о проблеме, которую нужно решить. Она постоянно анализировала это увлечение в поисках какого-либо объяснения. Логических вариантов было несколько. Например, из-за отвращения к мужу она наделила Босуэлла воображаемыми качествами, чтобы отвлечь себя от ужасной истины, что она боится открытой конфронтации с Дарнли. Или же она просто обратилась к воспоминаниям о своем дяде Франциске, герцоге Гизе, великом воине, тоже носившем шрам на лице. Девочкой она считала его идеальным мужчиной – теперь она увидела его тень в Босуэлле. Или же, поскольку он спас ее из Холируда после убийства Риччио, она перепутала благодарность с влечением. Она не сомневалась, что существует простое объяснение, после которого проблема исчезнет сама собой.