Кремль 2222. Коломна - Андрей Посняков

Молодой жрец, как видно, это хорошо понимал и, пытаясь что-то сказать, поднял трясущуюся руку.

– Н-на н-нас напали. Дикари, нео. Убили… убили всех. Я убежал, полз… караван… Велимир – убит…

– Волхв Велимир? – удивленно переспросил Рат. – Его я знаю. Но про караван ничего не слыхал – а должен был бы. Я же проводник…

– Я знаю…

Раненый обреченно прикрыл глаза и зашептал, время от времени понимая веки:

– Передай великому волхву Владиславу, что… что мы доставили девушку… маркитанты заплатили честно… а золото… золото там… я спрятал, чтоб дикари не… чтоб не смогли найти… я… я…

Пораженный ужасной догадкою, Ратибор с силой схватил умирающего жреца за плечи:

– Что за девушка?! О какой девушке идет речь?

– За-забыл, как ее зовут… забыл…

– Лет шестнадцати, худенькая… Золотистые волосы, карие глаза – так?

– Так, да…

– А зовут – Ясна!

– Ясна… Да! Да, Ясна! – умирающий приподнялся и снова заговорил о спрятанном золоте… вернее, лишь попытался сказать – на тощей, с большим кадыком, шее его вздулись вены, и желтая пузырящаяся пена хлынула изо рта…

Несчастный дернулся, выгнулся дугою… и замер, навеки устремив в блеклое осеннее небо застывший взгляд светло-голубых, широко распахнутых, глаз.

– Отмучился, – вздохнув, Ратибор закрыл умершему парню веки и, протащив тело по гати, сбросил его в болото.

Чавкнув, сомкнулась над телом мутная черно-зеленая жижа.

– Мир душе твоей и покой.

Пусть не в могилу, пусть так, но все ж погребен. Все лучше, чем кто-то сожрет труп – а ведь так и было бы.

Покончив с похоронами, Рат напился из дождевой лужи и, оглянувшись на дымящиеся позади башни родного коломенского кремля, решительно зашагал по узкой болотной тропке. Теперь он точно знал, куда идти и что делать, и надеялся, что маркитанты никуда еще не ушли. А ушли, так всегда можно нагнать. Нагнать и выкрасть любимую! Кстати, умерший жрец что-то говорил о золоте… может быть, стоит повнимательней посмотреть по пути? Хотя… что там смотреть – искать надо, и искать тщательно! Но сейчас некогда, потом все, потом.

Поглядывая на условные знаки, юноша почти не пользовался вырубленной по пути, в осиннике, слегой – все давно уже знал наизусть. Однако по сторонам крутил головой исправно, памятуя встреченного не так давно болотника и червя. Совсем недавно все еще было, недавно, буквально несколько дней. И башни еще стояли, и не было захватившей их толпы дикарей, и все были живы, и он, Ратибор, еще не был ни беглецом, ни приговоренным к смерти, и все было хорошо!

Да, было. Но теперь-то все совсем не так, и вернуть прошлое не в силах Рата, а раз так, то нечего и вспоминать, бередить раны, надо думать о настоящем дне и о будущем. Добраться до острова Ржавой Баржи, там – старый лагерь, там рыболовные снасти, остатки припасов. Там и хозяин острова – борщевик. Которому за проход нужна будет жертва. Придется добыть кабана или косулю. Только удовлетворится ли этим хозяин, привыкший к жертвам совсем иного рода? Ладно, там видно будет, там поглядим – в конце концов, островок-то можно попытаться и обойти, предварительно разжившись снастями.

Так думал путник, так рассуждал, продвигаясь вперед по чавкающей болотной жиже… пока не увидел в сотне шагов впереди сидящего на старом пне человека, в руках которого что-то блестело. Молодой парень со скуластым лицом…

Сгон!

Ну да, это был Сгон, десятник Пятницкой башни, старый друг и товарищ. Обвиненный в доносе… наверно – лживо, по крайней мере, Рат в это верил. Говорили, что перед самым нападением нео Сгон куда-то исчез. Так ведь и верно – пошел за болота охотиться. Теперь вот возвращается. Не знает, верно, про нео, про башни, про пожарище… Эх! Невеселая будет для него весть.

– Эгей! Ратко-о-о-о! – приятель, видно, высмотрел Ратибора в бинокль, вскочил с пня, радостно замахал руками. – Эге-ей!

Путник прибавил шагу… друзья обнялись.

– Что там за дым, друг? – первым спросил Сгон. – И куда ты собрался?

Рат посмурнел лицом:

– Башен больше нет. И людей нет. Напали нео.

– Дикари? – изумился десятник. – Но как они посмели – на пушки? Этих лесных поганцев что, не смели картечью?

– Не смели, – голос Ратибора зазвучал глухо и сипло. – Кто-то показал им подземные ходы. Дикари подорвали и подожгли Кремль. Все пушечные башни, до одной, сразу. И, я полагаю, одновременно.

Собеседник недоверчиво свистнул:

– Дикари? Рванули? Они что, знают взрывное дело? Умеют делать порох?

– Кто-то научил. А порох они могли и купить… или забрать у маркитантов силой.

– Ах, брат… – усевшись на камень, десятник достал из заплечной котомки плетеную флягу. – Все это так… так жутко, что надо немедленно выпить. Будешь?

– Давай.

Махнув рукой, Рат приложился к фляге, сделав сразу несколько глотков забористой ягодной бражки – где только Сгон такую и взял, да и как сумел сохранить, не выпить? И где он бродил все эти дни? И в самом деле – охотился? Тогда где же добыча? Странно это все… странно… стра…

Рябое лицо десятника вдруг начало расплываться, превратившись в смешной круглый блин с приплюснутым носом и маленькими узкими глазками. Все вокруг закачалось, сделалось каким-то нечетким, а растущая вокруг пня чахлая желтая травка вдруг прыгнула прямо Ратибору в лицо. Последнее, что помнил парень, было ударившее в глаза солнце.

* * *

Рат пришел в себя от нестерпимой вони. Кругом было сыро и тесно, скученно от спавших тут и там людей, в большинстве своем – стариков и подростков, еще не ставших ни воинами, ни мастеровыми. Круглый холодный зал с брошенной на каменный пол соломой, тусклый свет, проникающий сквозь узкую, едва просунуть руку, бойницу, лился откуда-то сверху. Почему именно сверху, гадать было долго не надо: Рат оказался в подвале. Подвале какой-то уцелевшей башни, Маринкиной или Грановитой, а те, кто здесь в подвале сейчас находился – узники…

– Эй! – потерев жутко болевшие виски, юноша приподнялся и потряс за плечо какого-то спящего старика из семеновских. – Где мы?

– А?! – встрепенувшись, воскликнул тот. – Что? Кто?

В широко распахнувшихся безумных глазах старика стоял самый настоящий ужас.

– Я не знаю, я ничего не знаю. Я просто работаю, и тебе надо работать, и всем…

– Не надоело-о-о-о?! – сверху, надо рвом, прокатился вдруг громкий богатырский клич.

Рат вздрогнул – так обычно кричали караульщики-нео. Значит, и впрямь – в плену. Ну, конечно, не на танцах же и не на празднике веселых дев.

«Не надоело» – так дикари проверяли караулы, знаменитые свои «десятки», чтоб часовые не заснули да на ненужные разговоры не отвлеклись – уж что-что, а потрепаться за жизнь лесная сволочь любила!