Символ любви - Линда Инглвуд

Она усмехнулась.

– Так, как этого можно было от него ожидать: рвет и мечет. Он сам себя загнал в угол, поскольку очевидно, что все это следствие его неправильного к ней отношения. Но он ни за что этого не признает. Поэтому ему остается только вставать в позу и заявлять, что отныне Мэрианн ему не дочь.

– Да… я обязательно поговорю с отцом об этом. – Новость заставила Малколма на несколько минут забыть о цели своего визита, но только на несколько минут. – Однако сначала я хотел бы побеседовать кое о чем с тобой, тетя.

– О чем же? – Леди Элизабет была сама невозмутимость, что очень злило Малколма.

– Няня, которую ты нашла, оказалась неподходящей. Мне пришлось ее уволить.

– Неужели?

Это уже явная издевка, подумал Малколм. Уж кто-кто, а тетя всегда в курсе всего, что происходит в замке. Но, тем не менее, он не высказал этого вслух.

– Да, это так. И когда ты будешь искать замену, постарайся получше изучить кандидатуру. Возраст ее не должен быть меньше пятидесяти лет.

– Если мне не изменяет память, ты сам выбрал ее и позвонил мне в Нью-Йорк, чтобы я все проверила на месте. Что я и сделала, – по-прежнему спокойно ответила леди Элизабет.

– Значит, в следующий раз проверяй тщательнее, – заявил Малколм, подчеркнуто игнорируя ее первую фразу.

Леди Элизабет внимательно посмотрела на племянника.

– Судя по твоему рассерженному тону и порывистым жестам, ты понял, что она гораздо красивее, чем желает казаться.

– Так ты знала?

– Еще бы мне не знать! Я же общалась с ней в Нью-Йорке, когда она еще не носила эти жуткие очки. И прическа у нее тогда была совсем другая. А ты-то как об этом узнал?

– Мне попался в руки ее фотоальбом. Она же настоящая фотомодель. Говорит, что затеяла весь этот маскарад для того, чтобы оплатить счета за лечение матери.

– Чистая правда, – подтвердила леди Элизабет.

– Откуда тебе это известно?

– Я наводила справки о ее семье.

– Почему же мне ничего не сказала?

– Ты не спрашивал.

Но у Малколма назрел более важный вопрос.

– Тогда почему ты вообще одобрила ее кандидатуру, если она не отвечала требованиям, которые выставил отец.

– Она отлично подходила тебе. А твой отец никогда не понимал таких вещей.

– И я не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Когда в агентстве мне дали досье еще нескольких женщин, мне сразу понравились отличные рекомендации Джанин. Я решила навести справки и узнала, что она работает для того, чтобы помочь матери. Это меня тронуло. Ну а когда я встретилась с ней лично, у меня не осталось никаких сомнений.

– Но Джанин же столько времени нас всех водила за нос!

– Нет, мой друг, если она и водила кого-то за нос, то исключительно тебя. Я все знала с самого начала, а остальным просто не было до нее никакого дела.

– Она лгала! – сказал он, повысив голос.

– Нет. Ты видел то, что хотел видеть. А ты влюбился в нее, разглядев красоту ее души.

Глаза Малколма сверкнули.

– Я – Малколм Ульрих Дориан Алан Корнби Макензи! И я не мальчишка, чтобы влюбляться!

Но слова тети уже пробили брешь в панцире, которым он прикрывался от правды. Джанин говорила ему вчера то же самое, но он был слишком взбешен, чтобы вдуматься в ее слова. Теперь же от своих чувств было не скрыться.

Он действительно целовал ее. Он действительно хотел ее. Он чувствовал, что ему необходимо быть с ней, когда во что бы то ни стало решил вчера найти Джанин в городе. И хотя старался не думать об этом, он даже без подтверждения леди Элизабет знал, что все то, что говорила Джанин о своей больной матери, – правда. Но влюбиться? Нет, он не мальчишка!

Малколм покачал головой.

– Ты ошибаешься.

– Малколм, – тетя посмотрела на него с жалостью, – ты же сейчас занимаешься тем, против чего так отчаянно выступаешь: лжешь. Причем, что хуже всего, не кому-нибудь, а себе.

– Это Джанин лгала мне. Подумать только, я же хотел жениться на ней!

– Ага! Так я и подозревала. Ну, если ты до сих пор не можешь признаться себе в том, что любишь ее, то ты круглый дурак, племянничек, извини уж за прямоту. И я умываю руки.

– Но я собирался это сделать из сугубо практических соображений.

– Ну-ну.

Почему ему так необходимо оправдаться?

– Моя дочь полюбила ее. И когда кончился бы контракт и Джанин пришла бы пора уезжать, Фиби очень расстроилась бы. Вот я и…

– Я видела, как ты целовал ее вчера вечером. Так уж получилось, что я как раз шла проведать Мэрианн, которой нездоровилось. Знаешь, когда мужчина так страстно целует женщину, сразу понятно, что если у него и есть практические соображения, то они едва ли являются основополагающими.

– Это было до того, как я узнал, какая она на самом деле.

Леди Элизабет вздохнула, допила чай и отставила чашку в сторону.

– Ты настрадался от своей жены. И боишься совершить ошибку, которая повлечет за собой такую же боль.

– Я ничего не боюсь.

– Расскажи это офицеру береговой охраны. – Леди Элизабет привела старинную и весьма популярную английскую поговорку, машинально отметил Малколм. – Ты сделаешь все, что угодно, чтобы избежать унижения. Но для меня так очевидно, что ты влюблен в Джанин, что мне даже не хочется тебе возражать. Прости, Малколм, ты, конечно, очень любишь свою дочь, но не настолько, чтобы ради ее блага жениться. И ты нашел отличный повод убрать Джанин из своей жизни. Может, это у тебя и получится, но пострадаешь от этого в первую очередь ты сам.

Тетя была права, и он прекрасно понимал это. Но было уже поздно. Малколм в изнеможении опустился на диван.

– Она ушла, тетя.

– Ушла?

– Машина уже везет Джанин в аэропорт. Думаю, что ее самолет скоро взлетит.

Неожиданно раздался телефонный звонок. От резкого звука оба вздрогнули. Леди Элизабет сняла трубку.

– Что значит «нигде нет»? – В ее голосе звучала тревога. – Немедленно сообщите охране. Ее надо найти немедленно!

– Фиби? – спросил Малколм, хотя уже знал ответ.

Она кивнула.

– Ее нигде нет.

Вот так денек. Удары сыплются один за другим!

Нет, осадил себя Малколм. Нельзя впадать в панику. Он отыщет дочь, а потом уже придумает, как разобраться с любимой женщиной и сестрой.

Джанин ехала в машине и смотрела в окно. Она сняла очки и распустила волосы. Мимо проносились полюбившиеся ей шотландские пейзажи, и она старалась не думать о том, что видит их в последний раз. Джанин старалась вообще ни о чем не думать. Водитель, сидящий справа от нее, каким-то непостижимым образом знал о ее ссоре с работодателем и хранил молчание. Как ни странно, но сейчас Джанин хотелось, чтобы ее отвлекли от печальных мыслей чем угодно. Пусть даже разговором о карбюраторе.