Крокодил из страны Шарлотты - Иоанна Хмелевская

– А черт тебя знает. Могу посоветовать раскрутить все в обратном порядке. Представь себе, что ты не выходишь за Гуннара, а расстаешься с ним навеки. Что тогда?

– Исключено, – отрезала Алиция с суровой непреклонностью.

Вот так судьба Гуннара наконец определилась. Зато мне теперь приходилось прилагать титанические усилия, чтобы скрыть его причастность к долгим отлучкам Алиции. Я путалась в объяснениях, именах подруг, у которых она якобы гостит. К счастью, Михал чрезмерной наблюдательностью не страдал и имен многочисленных ее подруг тоже не помнил, так что вранье худо-бедно сходило мне с рук.

Наша скрытность имела и еще одно, довольно забавное последствие. Ни о чем не подозревавший Михал отпускал по адресу Гуннара всякие двусмысленные реплики. Гуннар, надо сказать, был на два десятка лет старше его и на пару сантиметров ниже, по сему поводу Михал любя обзывал его «наш старичок с ноготок».

– Наш старичок с ноготок, вскормленный на капиталистическом томатном соке, по части кондиции любого юнца за пояс заткнет, – с черной завистью заметил он как-то, когда мы осматривали окрестности замка в Хиллероде. – Такая прыть не по мне, я пас, я из военного поколения.

И категорически отказался полюбоваться замком с тыла. Случалось, на него находило такое словоблудие, что он сыпал своими простодушными перлами по адресу Гуннара как из рога изобилия, доводя нас до колик. Но однажды наступил момент, когда Алиция решила наконец рассекретиться и устроить в польско-датском доме нашей подруги Аниты что-то вроде помолвки. Михала включили в число приглашенных, а мне выпала честь возвестить правду.

Я встретила его на улице, и долго скрываемая тайна вырвалась из меня как гейзер.

– Михал, мы с тобой приглашены в воскресенье к Аните на помолвку, – на одном дыхании выпалила я.

– А на чью? – спросил Михал без должного интереса. – Насколько мне известно, Анита уже замужем.

– Алиции с Гуннаром.

Михал какое-то время молчал, потом с деланной вежливостью переспросил:

– Прости, ты, кажется, что-то сказала?

– Да, сказала. Довожу до твоего сведения, что Алиция обручается с Гуннаром. Точнее говоря, они обручены уже давно, но в воскресенье состоится официальная помолвка.

Но не тут-то было – Михал продолжал неистово упорствовать в своем неверии, заявив, что не желает поддаваться на всякие дурацкие провокации и делать из себя простофилю. Пришлось детально ознакомить его с матримониальными планами Алиции и открыть глаза на ее систематические отлучки.

– Почему же ты меня не предупредила, чтоб я не распускал язык? Не могла меня в бок пихнуть? Старичок с ноготок!.. О господи! Что я там еще нагородил?

– Сомневался, в порядке ли у него мужская атрибутика… – любезно подсказала я ему.

– Ох, будь я проклят… И вы смеялись?! Бесстыжие!

До последней минуты, до тоста за здоровье молодой пары, у него еще теплилась надежда, что не так уж он опростоволосился, что над ним решили подшутить. А на следующей неделе Газель и Гекла выиграли тот забег в Шарлоттенлунде.

– Я ведь говорила, что в Стране Шарлотты нас ждут всякие сюрпризы, – сказала я Михалу, когда мы сидели уже дома. – И как видишь, выиграли парный! Что-то еще будет!

– Известно что – следующий парный проиграем, – саркастически бросил Михал.

– Не каркай. В следующий раз выиграем на вифайфе. Если нет везения в Шарлоттенлунде, считай, не повезет нигде. На Праге с этим еще труднее, а Мальмё и вовсе нам не по зубам, туда мы не поедем.

Под Прагой, конечно же, имелся в виду Амагер. Страна Шарлотты, собственно, тоже была нашим неологизмом. В буквальном смысле это название означало «Рощица Шарлотты», но у меня датское «lund» ассоциировалось с английским «land», вот так и возникла Страна Шарлотты. Михал воспринял мою выдумку без возражений. Что касается вифайфа, то это наш тройной одинар из Служевца, только изрядно доукомплектованный. В тройном надо угадать первых трех лошадей в трех очередных забегах, тогда как в вифайфе аж пятерку, о чем легко догадаться по названию. Страшное дело, только садист мог изобрести такое.

– Михал, проверь-ка, точно ли это кобыла, – обеспокоенно попросила я.

– «Газель», по-моему, означает «лещина», – заметил Михал и заглянул в программку. – Вряд ли они могли так напутать, хотя с них станет… Нет, кобыла и есть.

– Прямо не верится. Обогнать всех в такую-то погоду! Что за страна! Животные непредсказуемы, а люди не различают пола.

– Ну почему же, на этот раз все сходится, чего придираешься? Опять же – Юно. Юнону мы проходили в школе, женское имя, и тут, смотри, – Юно Ллойд, кобыла. Все совпадает.

– Допустим, зато Юно Клинтеби – жеребец. Наверно, для разнообразия. Доверяй, но проверяй.

Угадывание по кличкам пола той или иной лошади было для нас смертной мукой, особенно если учесть, что в те времена датские сокращения доставляли нам много хлопот и мы на этом деле уже не раз накололись. Однажды в промозглый дождливый день, соображая насчет ставок, мы пренебрегли Грандессой – решили, что нежная, хрупкая дамочка не пожелает месить грязь и сойдет с дистанции. Как бы не так, Грандесса пришла первой, принеся счастливчикам баснословные барыши, и вдобавок ко всему оказалась могучим жеребцом. Зато некоторые из резвых жеребцов, на которых мы возлагали надежды на длинных дистанциях – к ним лошади мужеского пола, как известно, лучше приспособлены, – оказывались самыми натуральными клячами. Апофеозом наших проколов по этой части была Флоренс.

Впервые мы положили на нее глаз в очень типичной для нее ситуации. К тому времени мы уже изучили фамилии наездников и кто чего стоит, безусловно вместе с лошадью. Помнится, просмотрев программку заездов, я осталась недовольна.

– Да тут не на кого ставить. Одни графья едут.

– Какие еще графья?

– Взгляни сам. Везде «гр.» Граф Гутторман, граф Петерсен…

– Герр! – прорычал Михал.

– Какая разница. По мне, все одно графья.

Аристократия рванула со старта, уже почти одолела круг, и тут на последнем вираже нашему взору предстало незабываемое зрелище. От группы легко отделилась наша Флоренс и уже до самого финиша шла в гордом одиночестве, увеличивая дистанцию так, словно все остальные топтались на месте. Ехавший в возке граф Петерсен даже не натягивал поводьев, мало того – ухитрялся держать их в изящно поднятой руке, да еще и раскланиваться с публикой. Та отвечала ему шквалом смеха и аплодисментов, все, очевидно, знали Флоренс. Кроме нас. Мы зашлись от восторга – лошадь неслась без всякого принуждения, без малейшего усилия, вдохновенно упоенная скоростью, – словом, это было божественно!

– Наверно, она его любит и старается осчастливить, – сказала я умиленно, имея в виду графа Петерсена.

– Она! А он ее – нет? Представляешь, как он ее любит? За те денежки, которые на ней зарабатывает?