Логово зверя - Андреа Жапп

Он подобрал голубя и стал осматривать кольцо, пока не решаясь вытащить из еще теплой плоти длинную стрелу.

Прописная буква С, с которой переплеталась строчная буква и. Суарси. Это была птица молодой вдовы, незаконнорожденной сводной сестры Эда де Ларне. Он не помнил, чтобы когда-либо встречался с вдовой. Впрочем, Брине ему описал ее, правда, всего в нескольких словах, но при этом в его глазах сверкали торжествующие искорки. Когда несколько дней назад Монж де Брине, его бальи, вернулся, чтобы доложить о проведенном расследовании, Артюс спросил его:

– Ну и как поживает эта загнанная лань, которую вы затравили?

– Ах, если она загнанная лань, то я жалкий гусенок. Мой приезд не произвел никакого впечатления на даму, если только она не мастерица скрывать свои чувства. Эта женщина скорее рысь, чем лань. Она недоверчивая, отважная, умная и терпеливая. Она позволяет хищнику приходить на ее земли, делая вид, что не замечает его. Что касается охотников, она заигрывает с ними, притворяясь, что поддается им, а на самом деле защищает своих людей, готовит тылы и составляет план бегства.

– Как вы считаете, она причастна к этим убийствам?

– Нет, мессир.

– Вы слишком категоричны.

– Я просто разбираюсь в человеческих душах.

– Женская душа – потемки, друг мой, особенно, – добавил граф, слегка улыбнувшись, – если речь идет о рыси.

– Черт, да… Она боится, но отнюдь не потому, что виновна. Намеренно приняв высокомерный вид, она хотела убедить меня в обратном. По моему мнению, она не имеет никакого отношения к этим убийствам. И тогда встает простой, но тревожный вопрос: как оказался ее платок в этих зарослях? Его туда подбросили, но кто? Чтобы перевести на нее подозрение, но зачем? Сведения, которые я о ней собрал, сугубо формальные. У нее нет большого состояния, как раз наоборот. Суарси представляет собой крупное хозяйство, однако оно не такое процветающее, как хозяйства наших богатых держателей Отона и его окрестностей. К тому же мануарий и земли достались ей в наследство от мужа. У нее нет личного имущества. Если ее лишат вдовьей доли, имущество перейдет к ее сводному брату до совершеннолетия Матильды, ее единственной дочери и, следовательно, наследнице Гуго де Суарси. Таким образом, на это имущество вполне может зариться Эд де Ларне. Ведь он очень богат, хотя и бросает на ветер свое состояние, да и состояние жены.

Эд де Ларне. Настроение графа Артюса сразу же испортилось при одном лишь упоминании имени его вассала. Эдкуница. Под толстой оболочкой и мужественной внешностью победителя скрывался трус и подлый стервятник. Мужчина, бьющий женщин, которым он задирает юбки, не достоин называться мужчиной. По крайней мере, именно такие слухи, ставшие известными Артюсу, ходили о репутации ординарного барона.

Несколько минут он колебался, водя указательным пальцем по тоненькой трубочке, обвивавшей лапку убитого им голубя. Нет, это послание было написано дамой Суарси или по ее распоряжению. Было бы неприличным читать его без разрешения дамы.

– Давай убедимся своими глазами, мой прекрасный Ожье,[56]– сказал Артюс боевому коню, который зашевелил ушами, услышав свое имя.

Артюс д'Отон резко выдернул стрелу, усилием воли застав себя посмотреть на ручеек крови, вытекавший из раны. Он вскочил в седло и дружески похлопал ногами по бокам жеребца, тут же устремившегося на север. В конце концов, это тоже было одним из способов закончить день, да и к тому же рассказ Монжа заинтриговал его. Граф не слишком верил восторженному описанию дамы, сделанному бальи. Брине питал к женщинам нежность, к которой примешивалось восхищение. Его женитьба на живой, своенравной барышне из порядочной семьи горожан Алансона не остудила эту страсть, как раз наоборот. Пусть эта Жюльена не была самой красивой девушкой Перша, но она, несмотря на свою юность и невзрачную внешность, умела развлекать и доставила им – Монжу и ему самому – несколько приятных мгновений, заставив их смеяться: настолько талантливо, если не сказать гениально, она умела подражать. Она прямо у него на глазах так точно изображала графа Артюса, сурово хмуря брови, глядя в пол с задумчивым видом, скрещивая руки за спиной и прохаживаясь, чуть склонившись, словно ей мешал высокий рост, что граф, который не потерпел бы ни от кого другого столь милой выходки, давился от хохота.

Суарси находился в трех часах верховой езды, чуть меньше, если пустить жеребца галопом. Мадам де Суарси не сможет отказать своему сюзерену в ночлеге, если в этом возникнет необходимость. Как только он удовлетворит свое любопытство, он вернется домой.

Батрак, потерявший голову при упоминании имени графа, показал ему на лес. Запинаясь, он едва смог объяснить, где находилась хозяйка мануария.

Ожье, по ослабленным поводьям и удилам почувствовавший, что всадник колеблется, перешел на медленный шаг.

– Еще есть возможность повернуть назад, – прошептал Артюс д'Отон, словно спрашивая совета у жеребца. – Что за смешное ребячество! Ба… Тем хуже, пойдем до конца!

Ожье прибавил шаг.

Внимание графа привлекала дымовая завеса на расстоянии туазов пятнадцати от него. В клубах дыма суетились два мужских силуэта, один грузный и высокий, второй изящный. Два крестьянина, если судить по их коротким рубахам, перехваченным на талии грубым кожаным ремнем и соединенным с браками[57]из грубого полотна. На обоих мужчинах были перчатки и странные головные уборы: нечто вроде шляпы с тонкой вуалью, плотно обвивавшей их шеи.

Занервничавший жеребец передал свою тревогу Артюсу. Медовые мухи летели в их сторону. Улья. Два серва окуривали улья. Граф резко натянул поводья и заставил Ожье сделать несколько шагов назад. Потом он спрыгнул на землю.

Он находился всего в двух-трех туазах от сервов, однако те, казалось, были так увлечены своим занятием, что не заметили, как он подошел. Несомненно, их странная защитная одежда не позволяла им хорошо слышать.

– Эй! – крикнул он, отмахиваясь рукой в перчатке от вьющихся вокруг него медовых мух.

Графа заметили. Изящный силуэт повернул к нему свое закрытое вуалью лицо. Звонкий, похожий на юношеский голос произнес решительным тоном, удивившим графа:

– Отойдите, мсье, они нервничают.

– Они защищают мед?

– Нет, своего царя, причем с такой самоотверженностью и ожесточенностью, что им могли бы позавидовать многие солдаты, – возразил властный голос. – Отойдите, говорю же я вам. У них очень сильный яд.

Артюс сделал несколько шагов назад. Это был не юноша. Это была женщина, великолепно сложенная, несмотря на свой странный наряд. Значит, Аньес де Суарси при необходимости превращалась в сборщика меда. Монж де Брине был прав: рысь была смелой, потому что укусы этих легионов атакующих медовых мух могли оказаться смертельными.