Князья Русс, Чех и Лех. Славянское братство - Василий Седугин

— Ишь ты, заковались в броню…

— А панцири, панцири какие надежные! Ни один меч не возьмет!

— И кольчуги добротные…

— Даже поножи и наручники…

— Нам бы такое вооружение против саксов!

В свое родовое поселение Русс въехал под вечер. Домики с двухскатными крышами и маленькими окошечками были расположены вокруг небольшой площади, которая служила местом проведения собраний. Отчий дом выделялся среди других и величиной, и красотой отделки — резные двери и наличники, фигурные столбы, поддерживавшие крышу над крыльцом, — как-никак отец его долгие годы был старейшиной рода. К дому шла девушка лет пятнадцати с до боли узнаваемым лицом и фигурой, на коромысле несла деревянные ведра с водой.

— Ивица, ты ли это? — спросил он ее.

Девушка повернулась к нему, лицо ее озарилось бурной радостью.

— Русс, братец!

Ивица сбросила с плеч коромысло, ведра, расплескивая воду, покатились по лужайке, она кинулась к нему на грудь и замерла. Он осторожно гладил ее по спине, чувствуя, как комочек подступает к горлу.

— Как дома? Все в порядке? — наконец спросил он, отстраняя ее от себя.

— Все живы! — тотчас ответила она, увлажненными глазами глядя на него. — И папа приехал с полей, и мама только что загнала стадо. Так-то будут рады!

А вот и знакомое крыльцо со стертыми ступенями, из которых выступают выглаженные постоянными мойками сучки, и ручка двери, потемневшая от постоянного прикосновения рук, а вот и родная изба с запахом хлеба и еще чего-то особенного, знакомого с детства.

В избе полутемно, только в печке горит огонь, бросая на стены расплывчатые тени. За столом сидит отец, возле печки, процеживая молоко, склонилась над ведром мать.

— Мама, папа, Русс вернулся! — крикнула от порога Ивица.

Мать вскрикнула, отец грохнул стулом. Они оба обняли сына, долго стояли так, потом повели к столу. Ивица в это время зажгла лучину.

— А почему один? — спросила мать, радостно и тревожно вглядываясь в лицо Русса. — Где Чех с Лехом?

— Братья задержались в пути. Встретились нам славянские племена. Одно из них избрало Чеха своим воеводой, но потом, я думаю, он будет князем, а во втором Лех женился на дочери князя и тоже, по-видимому, скоро станет князем.

— Мать, слышишь, как высоко залетели наши сыновья! — с гордостью проговорил отец. — В князья их народ избрал!

— Лех пока не князь, — осторожно поправил его Русс.

— Все равно скоро будет!..

Стараниями матери и Ивицы на столе появились угощение и питье, и начался долгий разговор про житье-бытье на римской границе и дела в родном племени.

— Война, говорят, надвигается? — спросил Русс.

— А когда проходило мирно хоть одно десятилетие? — вопросом на вопрос ответил отец. — Наше племя проживает на границе. В войнах и походах закалялся его характер. Бодричи — это племя соколов! Постоянно воюем если не с германскими племенами, так с иллирийцами. Не они, так мы нападаем, и так из века в век! Наверно, и ты пойдешь против саксов и англов?

— Неужто нисколько не отдохнет с дороги? — всплеснула руками мать.

— Потом отдохнет. Наше дело мужское — отчизну защищать, а не на печи разваливаться!

…Воинские отряды стекались в Вышковец — племенной центр бодричей. Это был крупный город, окруженный деревянной стеной, с пятью башнями, одними въездными воротами. Возле княжеского дворца толпились вооруженные люди, у крыльца на высоком шесте развевался княжеский стяг с изображением стремительно летящего сокола[1].

Князь Воимир, лет пятидесяти, высокий, широкоплечий, с бритой головой и вислыми усами, озабоченно ткнул Руссу руку, кивком головы указал на скамейку возле стола, спросил хрипловатым голосом:

— Говорят, из римских пределов явился?

— Кто успел доложить?

— Земля слухами полнится.

— Служили с братьями на римской границе, да не поладили; пришлось уйти.

— Не сладка служба у римлян?

— Служба шла нормально, но порой начальство своевольничает.

— Понятно… А у нас серьезные дела затеваются. Пошли на нас саксы, да не одни, а ведут с собой на этот раз англов. Огромная сила напирает!

— Надо просить помощи у соседних племен — лютичей, словен и гаволян, как это раньше делалось.

— Какое там! Лютичей только что мы изгнали из своей земли, теперь они сцепились с гаволянами. Князь у них задиристый объявился, сам в мире жить не хочет, другим не дает.

— Одним бодричам придется туго.

— Не спорю. Но надо врагу заступить дорогу в глубь нашей территории. Ты, конечно, поведешь свой центурий под моим началом?

— Конечно, за тем и пришел. Но что значит сотня воинов?

— Иногда много. Особенно когда сражаются храбро и умело.

В это время в горницу вошли парень с девушкой. Русс тотчас радостно воскликнул:

— Скрынь! Ты ли это?

— Русс! Сколько лет, сколько зим!

Они обнялись. Скрынь был из соседнего рода, но все детство они провели вместе, участвовали в играх и забавах, и только уход на римскую границу Русса разлучил их. Был он худощав, жилист, с покатым лбом и глубоко посаженными глазками, хитроватыми и пронырливыми.

— Вернулся насовсем? — спросил Скрынь, любовно глядя на друга.

— Подчистую. Рассорились с римлянами, еле ноги унесли.

— А тут такое затевается!..

— Мне князь уже порассказал. А кто это?

— Ты что, не узнал? Велина, дочь князя.

— Ого, как выросла!

Велина была в том цветущем возрасте, когда все черты в ней были милы и привлекательны: и румяные щечки, и вздернутый носик, и сочные губы; русые волосы у нее были густыми и заплетены в одну косу — символ девичества. На ней было голубое — под цвет глаз — платье из дорогой материи, на ногах желтые полуботинки из мягкой козьей кожи.

Велина между тем с любопытством смотрела на Русса, произнесла:

— А я тебя, Русс, сразу признала. Такой же добрый и наивный, как был. Только возмужал немного, взгляд стал построже.

— Повидались? — вмешался в их разговор князь. — А теперь разошлись по своим местам. Завтра выступаем, дел невпроворот.