Life after capitalism - Gilder

внезапно расходуя средства, накопленные во время пандемии COVID-19. В интервью 2003 года, за три года до своей смерти, Милтон Фридман наконец признал: "Использование количества денег в качестве цели не было успешным. Я не уверен, что сегодня я стал бы настаивать на этом так же сильно, как когда-то".

Скорость не является эффектом психологических сил, находящихся вне экономики. Скорость выражает оценку обществом экономических возможностей и альтернативных издержек. Положительные ускорения скорости происходят, когда инвесторы погружаются в реальные компании и приводят в движение кривую быстрого освоения возможностей и прогресса. Отрицательное ускорение происходит, когда люди вкладывают деньги в товары и существующие активы. Ни в том, ни в другом случае центральный банк не контролирует деньги. Мы, люди, контролируем их и используем их, чтобы противостоять, насколько это возможно, манипуляциям и одурманиванию государственных денег, которые Хайек назвал "корнем и источником всего денежного зла".

Если мы в конечном итоге контролируем деньги, то деньги не нуждаются в суверенном источнике в каждой или любой стране. Их источник может находиться вне политической системы. Они не нуждаются в управлении центральным банком. Валюты по всему миру не нужно разделять и пускать в свободное плавание по отношению друг к другу.

Как учит почти забытая история, можно иметь столетия растущей торговли при стабильном денежном стандарте, денежной системе, которая вознаграждает труд, сбережения и предприимчивость, а не политику и тягу. При стабильном денежном стандарте торговля почти никогда не балансирует, но почти всегда растет.

Необходимые реформы подразумевают отношение к деньгам не как к власти, а как к информации. В то время как государственная власть может увеличить объем денег, она может только снизить их ценность. Я был на пути к этому осознанию во время моей поездки в Китай около тридцати лет назад вместе с Милтоном Фридманом.

По другую сторону пролива процветала Япония с самой большой денежной массой на душу населения в мире. Как эта картина согласуется с моделью Фридмана? В то время как Милтон Фридман советовал лидерам коммунистического Китая "взять под контроль денежную массу", я говорил прессе в Китае, что нужен не контроль над деньгами, а деконтроль над предприятиями. "Пусть расцветает миллиард цветов", - сказал я. Меня спросили, что произойдет в 1997 году, когда закончится британский режим в Гонконге. Я сказал, что "1997 год - это год, когда Гонконг начнет захватывать Китай". В некотором смысле, я считаю, что это произошло в 1990-х годах, когда лидеры коммунистического Китая Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь создали "свободные зоны" по образцу Гонконга вдоль и поперек китайского побережья, от Шэньчжэня до Шанхая.

Вскоре Китай приступил к высшему в мире всплеску создания богатства без каких-либо заметных изменений в своей денежно-кредитной политике. Я узнал от покойного экономиста из Стэнфорда Рональда Маккиннона о силе «финансового развития». Витал - это предпринимательское создание банков и других финансовых институтов. Но Китай так и не принял монетаризм Фридмана или плавающую валюту. Он зафиксировал стоимость юаня на долларе, к большому огорчению американских монетаристов, и принял в качестве своего любимого экономиста интеллектуального соперника Милтона Фридмана и нобелевского лауреата Роберта Манделла. Поклонник золотого стандарта и сторонник предложения, Манделл отстаивал режим фиксированных валют. Китайцы назвали свой ведущий финансовый университет в Пекине Международным университетом предпринимательства Манделла, а он стал "почетным профессором" в тридцати других учебных заведениях Китая.

Монетаризм - представление о том, что ценность денег зависит в первую очередь от их нехватки - все чаще отвергается, и все же денежный мистицизм - идея о том, что денежная масса является ключевым фактором экономической эффективности, а не просто ее показателем - все еще продолжает подрывать экономическую мысль. Вся теория денег страдает от коварной инфекции материалистического суеверия: идеи, что деньги - это вещь, материальный элемент, товар. Эта ошибка является основополагающей во всей экономике, от Адама Смита и Давида Рикардо до марксизма, австрийской "маржиналистской революции", преобладающего "монетаризма" Фридмана и даже до тарабарщины современной денежной теории. Она внедряет материалистическое суеверие в то, что по своей сути является функцией информации. Пока мы не избавимся от этого проявления материализма, мы не сможем создать валюту, подходящую для информационной экономики.

ГЛАВА 12. Являются ли деньги товаром?

Возможно, еще более соблазнительным и, безусловно, более универсальным, чем убеждение, что ценность денег зависит от их количества, является представление о том, что они ценятся за свои качества, так же как земля, скот, рабы или вампум, которые иногда используются в качестве денег, ценятся за качества, которые делают их полезными. Почти все эксперты по деньгам сходятся в одном соблазнительно простом и ослепительно обманчивом заблуждении: в убеждении, что в том или ином смысле деньги - это товар. Это материальная вещь, ценная сама по себе в силу своих физических свойств и своей ограниченности.

Как и компакт Локка - или Гоббса - эта теория претендует на то, чтобы обосноваться в "истории". Люди начали торговать вещами и запутались в липких асимметричных калитках бартера. Пытаясь обменять то-то и то-то на то-то и то-то, они столкнулись с неустранимым разочарованием в достижении необходимого совпадения желаний. (Мюррей Ротбард хочет горячий сэндвич с пастрами, но хочет ли владелец гастронома получить отрывок речи о бесполезности дробного резервного банковского дела?)

Согласно теории, на протяжении истории торговцы испытывали один товар за другим, чтобы найти достаточно взаимозаменяемый для поддержания торговли. Отказавшись от оленьих шкур, пшеницы и скота как слишком специфических и громоздких, они переходили к безделушкам и безделушкам. Где бы они ни начинали, они обычно заканчивали серебром и золотом в качестве монет. Они были драгоценными, делимыми, портативными и трудно подделываемыми. Эврика. В начале восемнадцатого века, когда физик Исаак Ньютон стал мастером монетного двора в Великобритании, золото в конце концов взяло верх над серебром. В течение многих веков золото явно работало как глобальные деньги.

Фридрих Хайек верил в эту историю с товарами. С ней соглашались и другие экономисты, включая Карла Менгера, Людвига фон Мизеса, Милтона Фридмана, Пола Самуэльсона, Пола Кругмана и практически всех других экономистов, которых вы можете назвать. Джон Стил Гордон, выдающийся историк и автор книги "Империя богатства", излагает этот консенсус так доходчиво, как никто другой:

Деньги - это просто другой товар, ничем не отличающийся от нефти, свиных желудков или чугуна. Поэтому деньги, как и все товары, могут расти и падать в цене. Но поскольку деньги, по определению, являются единственным товаром, который повсеместно принимается в обмен на все остальные товары, у нас есть специальный термин для обозначения падения цены денег: мы называем