Целитель #10 - Валерий Петрович Большаков

метров пять между домами! Короче… — горестно вздохнул он. — Ушел.

— Да чтоб его… — кисло поморщился Фролов. — А Лунин?

— Поет, товарищ полковник! — ободрился майор. — Выложил даже малейшие детали. Само собой, всю вину валит на Дыскина, но сотрудничать готов.

— Ну, и то — хлеб… — проворчал Николай Степанович. — Ты вот что… — порывшись в бумагах, он вчитался в распечатку. — Задание у Лунина больно уж специфическое, сплошная физика, поэтому с докладом цэрэушникам не спеши. Свяжись с этим… с Браиловым, пусть он тщательно выправит «дезу». Чтобы и американцы поверили, и нам лишнего не сболтнуть. Как он, вообще?

— Браилов? Да боевой товарищ! У Лунина спецподготовка, а этот… завлаб скрутил его. Смеется! Я, говорит, не одну физику зубрил, физкультуру тоже не пропускал!

— Ну-ну… В общем, привлеки его. Пусть напишет… хм… сочинение на вольную тему! Но сначала… Излови мне этого прыгуна!

— Есть, товарищ полковник! Разрешите идти?

— Топай, давай…

Ненадолго отворившись, высокая дверь запустила в кабинет блуждающие эхо, и тут же отсекла отгулы.

«Бережет покой хозяина», — усмехнулся Фролов.

Кряхтя, он встал из-за стола, глянул мельком на портрет Дзержинского кисти местного дарования, и приблизился к окну. Глубинка…

Да, в чем-то ленинградцы и правы были. Даже Новосибирск, хоть и миллионник, а вечно с краю, далеко в сторонке от высших сфер. За всю службу лишь в прошлом году удалось причаститься кремлевских высот, когда председатель КГБ, транзитом из Монголии, заглянул вот в этот самый кабинет. Погутарили в узком кругу, и проводили товарищ Цвигуна до Толмачево — техники как раз закончили с дозаправкой правительственного «Ту-134».

А за Браилова просил сам Президент!

— Всё будет в порядке, товарищ Андропов, — забурчал полковник, складывая руки за спиной. — Не подведем…

Понедельник, 9 июня. День

Великобритания, Лондон

Найти «Стандард чартеред бэнк» оказалось делом весьма непростым. Казалось бы, в Англии, трепетно чтящей старину и традиции, все должны знать, где находится банк, которому больше трехсот лет! О, нет… Деньги любят тишину!

Не будь Фримен Уиллет хвастливым болтуном, долго бы он искал таинственный «банк банков»!

Чак Призрак Медведя остановил «Роллс-Ройс» возле мрачноватого особняка, сложенного из серого камня. Никаких неоновых реклам и крикливых вывесок, лишь скромная табличка у двери.

— Будь здесь, — сказал Вакарчук бурчливо.

Индеец, снова отпускавший волосы, кивнул с величественным спокойствием вождя.

Степан открыл тяжелую темную дверь, попадая в полутемный холл. Высокий седой старик, затянутый в черное, словно сошедший с полотен викторианских живописцев, встретил его почтительным поклоном.

— К вашим услугам, сэр. Желаете открыть счет или…

Вакарчук молча показал золотой ключик.

— Ваш номер, сэр?

— Тринадцать.

— Прошу сюда, сэр…

Служащие банка сновали в отдалении; они казались смутными тенями на фоне касс чуть ли не елизаветинских времен.

«Куда я попал?» — мелькнуло у Вакарчука.

Короткий коридор с недосягаемым сводчатым потолком вывел его в скудно освещенную комнату, уставленную мягкими креслами и диванчиками. Картина, висевшая на стене в резной барочной раме, казалась закопченной, как старинная икона — смутные тени прекрасных дам и благородных рыцарей едва различались. А в стену напротив тяжко вписалась могучая стальная рама — мощными пудовыми петлями она удерживала дверь, пупырчатую от заклепок.

Седой провернул ключ, и с усилием отворил толстенную створку.

— Как прикажете обращаться к вам, сэр?

— Меня зовут Уортхолл, Брайен Уортхолл.

— О, сэр! Не приходитесь ли вы родней Джерому Уортхоллу, эсквайру?

— Я его внук, — с достоинством ответил Вакарчук.

— О-о! — высокий старик сделал приглашающий жест и оцепенел с широкой бессмысленной улыбкой на устах.

Степан храбро шагнул в хранилище — ячейки, отделанные красным деревом, тускло переливались цифрами из начищенной бронзы.

Затаив дыхание, Вакарчук сунул золотой ключик в скважину.

«Ну… Ну…»

Замочек звонко щелкнул, и дверца под номером «13» плавно открылась. Сердце еще частило, а вот нервы ослабили натяг.

Степан вынул из сейфа папку с бумагами и несколько листов настоящего пергамента. Сверху была небрежно брошена купчая на квартиру в Найтсбридж.

Хм… Уж не туда ли переезжал старый Уиллет, да так и не справил новоселье? А тут что? Счета, счета… Адреса, пароли…

— Пароли, явки… — бурчал Вакарчук, листая пожелтевшие листы виленевой бумаги с каллиграфической прописью. Тут каждая страничка, как пропуск в пещеру Али-бабы! Да куда там сорока разбойникам… А тут чего?

Достав с нижней полки увесистый мешочек из замши, он растянул завязку… Плафоны в хранилище цедили неяркий желтый свет, но даже его хватило, чтобы из горловины мешочка брызнул холодный огонь чистейших спектральных цветов — великолепные бриллианты невиданной величины кололи глаз иглистыми высверками.

«На сотню миллионов потянет, — прикинул Степан. — Пригодится в хозяйстве…»

Переложив бумаги и «заначку» в атташе-кейс, он решительно захлопнул дверцу. Число «13» блеснуло маслянистым золотом.

Вечер того же дня

Лондон, Найтсбридж

Тайная квартира Седрика Уиллета занимала целый этаж. Гостиные… приемные… столовые… По обширным комнатам-залам, заставленным драгоценной мебелью, расползались шедевры живописи, недоступные почтенной публике или давно утраченные.

Стены библиотеки были сплошь увешаны полотнами Леонардо да Винчи. «Леду и лебедя» никто не видел с XVIII века — вот она. А рядом — «Лобзание святых младенцев» в подлиннике.

«Мадонна с веретеном»… «Спаситель мира»… «Юный Иисус»…

— Мечта скупого рыцаря, — усмехнулся Вакарчук. — Запереться — и глазеть на сокровища духа. А самое сладостное — знать, что принадлежат они лишь тебе одному! И никто больше их не увидит!

— Может, подарить их? — задрал брови индеец.

— Кому?

— Эрмитажу можно…

— Можно, — согласился Степан. — Ладно, сейчас разберемся с делами и… — он усмехнулся. — Продолжим наш квест! Надо будет съездить в Италию, в один заброшенный монастырь…

«Координатор умер, — мелькнуло у него в голове. — Да здравствует координатор!»

Суббота, 14 июня. День

Новосибирск, улица Терешковой

Стоял тот самый час, который любят фотографы — солнце потихоньку закатывалось, сбавляя яркость, и свет рассеивался, придавая воздуху лучезарность.

Машины по улице и без того шуруют нечасто, а к вечеру и вовсе унялся трафик. Тишина…

Зато звучнее долбят костяшки домино по столику в тени, громче пищит малышня, гоняя на трехколесных великах…

Улыбнувшись простой и мирной жизни, я приподнял повыше авоську, чтобы не цокнуть о ступеньки гастронома бутылки с кефиром, и зашагал по молодому скверу. Деревца принялись, вытянулись в два человеческих роста, но их все еще можно качнуть одной рукой.

Навстречу мне шла, цокая каблучками, хорошенькая студентка, помахивая сумочкой и лакомясь «эскимо». Стрельнула подведенными глазками, я улыбнулся, и девушка рассмеялась, рдея румянцем. Хорошо!

Радиофон засигналил как-то неуверенно, словно боялся испортить хозяину настроение.

— Да?

— Привет! — откликнулась Лена. — Миш, а у тебя права есть?

— Коне-ечно! — отозвался я серьезным голосом, и стал перечислять: — Право на труд, право избирать и быть избранным…

— Да ну тебя! Я серьезно! Свози меня к этому ихнему водохранилищу… На Мишкиных «Жигулях». Тут близко совсем! Пожа-алуйста!

Различив Лизину интонацию, я улыбнулся, но остался непреклонен:

— Низ-зя!