Восстание. Сотня - Кэсс Морган

Взгляд Грэхема медленно съехал на пол. У Уэллса упало сердце. Нужно быть осторожнее. Если решат, что он заодно с Грэхемом, надежды на побег не останется. Но он не может и слишком настаивать на том, что Грэхем безнадежен. Нельзя подвергать его еще большему риску, ему и так плохо. Уэллс сглотнул.

– Прошу прошения, Мать, – сказал он, качая головой.

В глазах ее что-то быстро, почти неразличимо мелькнуло.

– За что, Уэллс?

– Я цеплялся за прошлое. Я должен был смыть его в реке, я знаю. Все, что случилось раньше, уже минуло, – он посмотрел на нее. – Теперь мой дом тут, если будет на то воля Земли.

– Если будет на то воля Земли, – повторила она тихо, продолжая смотреть на Уэллса.

Он уже перестал надеяться, что она поверила в эту внезапную демонстрацию преданности, но тут она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Я верю тебе, – сказала она. – Завтра на рассвете состоится то, что мы называем церемонией Поиска Пары. Для тебя и других новобранцев. Мы официально примем вас в ряды Защитников.

Из кармана длинной струящейся юбки она вынула кинжал. Он опасно сверкнул в тусклом свете. Уэллс задержал дыхание, а Сорен провела клинком по его предплечью – а потом разрезала веревки.

Уэллс облегченно вздохнул и принялся разминать руки и ноги, пока по ним не побежали острые мурашки. Сорен встала и убрала кинжал.

– Другие потребуют большего, конечно, – сказала она. – Защитники мои. – Она прижала руку к сердцу, снисходительно улыбаясь, как будто говорила о маленьких детях. – Для того чтобы наша община могла просто существовать, мужчинам приходится быть жестокими. Они знают это и уважают силу. Если ты хочешь стать одним из нас и быть принятым на равных, они потребуют от тебя достаточно жестоких доказательств. Иначе они не станут доверять тебе.

Уэллс пытался дышать ровно, но сердце у него заледенело.

– Уведи этого мальчика в лес и убей его, – приказала она все так же легко. – Можешь сделать это быстро или медленно, но только будь так любезен, уйди за пределы наших священных стен. Сегодня здесь больше не прольется кровь.

Нет. Это слово рвалось с губ Уэллса, а в душе его боролись ненависть и отвращение. Вот так все и закончится. Им нужно выбраться отсюда. Сейчас. На него обрушилась вторая волна тошноты, когда он осознал, что именно сказала Сорен. Что значит «больше не прольется»? Что за незваного гостя она упоминала? Всем своим существом он молился, чтобы это не оказался один из его друзей.

– Дуб сопроводит тебя и станет свидетелем твоего служения. – Сорен открыла дверь и махнула рукой Дубу, а потом ушла не оглядываясь.

Дуб встал в дверях, держа в мускулистых руках два ружья. Ткнул дулом Грэхема. Тот встал, пошатываясь, и вышел из каморки, как будто земная овца, которую гнали на пастбище.

Грэхем оглянулся на Уэллса, но тот ничего не смог прочитать в его заплывших глазах.

Небо темнело, близился закат. Они молча вышли из маленьких передних ворот крепости, прошли через двор и свернули в ближний лес. Когда они миновали первые деревья, Уэллс мог бы поклясться, что заметил боковым зрением что-то странное. Что-то вроде яркой вспышки, движущейся на запад. Но он не стал оборачиваться, боясь дать Дубу повод спустить курок.

Каждый раз, когда Уэллс думал, что можно было бы уже и остановиться – они зашли уже достаточно далеко, – ему приходилось идти дальше. С каждым шагом ужас терзал его все сильнее и сильнее. Наконец Дуб гаркнул:

– Здесь.

Грэхем и Уэллс остановились.

Уэллс медленно повернулся, подняв руки, и вздрогнул, когда Дуб ткнул в его сторону дулом. Защитник выжидающе смотрел на него, и Уэллс взялся за ружье, чтобы выиграть время. Он найдет выход из этого кошмара. Обязан найти.

– Можно… можно мне попрощаться с Грэхемом наедине? Минутку?

Глаза Дуба немного смягчились.

– Хорошо. Но я буду рядом, если вдруг тебе понадоблюсь, – он махнул рукой в сторону крепости и отошел.

Уэллс задержал дыхание. Сердце теперь билось ровно и медленно. Что он может сделать? Можно убить Грэхема или отказаться, тогда убьют его самого. Можно убить Дуба. Выбор невелик. Он поднял ружье и наставил его в спину Дубу. Прикрыл один глаз, прицеливаясь, положил палец на спусковой крючок и…

Две связанные руки с силой опустились на ствол.

– Что ты делаешь? – прошептал Уэллс Грэхему, пытаясь освободить ружье. – Мы застрелим его и убежим.

Грэхем слабо улыбался. На лице у него были такие синяки, что Уэллс почти не видел глаз:

– Ты правда думаешь, что все так просто? Я с трудом могу ходить из-за того, что они со мной сделали. И как мы сбежим? Они погонятся за нами и убьют обоих. Мне в любом случае не выжить. А вот ты можешь вернуться и помочь нашим. А если при этом еще и завалишь парочку этих сволочей, будет вообще хорошо.

Уэллс вытер пот со лба.

– Ты о чем вообще?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, Яха. Не тупи.

– Есть и другой способ, – Уэллс теперь дышал коротко и тяжело. – Я выстрелю в дерево. Дам тебе шанс убежать, скажу, что промахнулся.

– Тебя убьют за промах.

– Я выкопаю яму и скажу, что похоронил тебя, я…

– Они захотят увидеть тело. Уэллс. Подумай немножко! – Шепот Грэхема превратился в крик. Он резко втянул ртом воздух и покачал головой. Его взгляд сделался далеким. – Все, что ты тут наговорил…

У Уэллса пересохло во рту. Он по-прежнему целился в Грэхема, чтобы Дуб ничего не заподозрил.

– Грэхем. Я не…

– Они были правы, – он посмотрел на Уэллса ясным взглядом, – я плохой человек. Плохой. И никогда в жизни не был хорошим. А вот ты хороший, – Грэхем шмыгнул носом, – наверное, это в тебе меня всегда и бесило.

– Я… – У Уэллса голова шла кругом. Грэхем ошибался. Уэллс уже очень давно не считал себя хорошим человеком, какой бы смысл ни вкладывали в это слово. Но то, что ему велели сделать сейчас… это был какой-то новый уровень мерзости.

– Я этого не сделаю. Не смогу.

– Сможешь, уверен, – голос Грэхема слегка дрожал, выдавая его страх. – Я тебе разрешаю. Твоя совесть останется чистой.

Ладони Уэллса намокли от пота и скользили по холодному металлу ружья. Он посмотрел на ружье, потом на Грэхема. У того по щекам текли слезы.

– Я никогда ведь тебе не рассказывал, что делал на корабле? – голос Грэхема прерывался, как слабый радиосигнал. – За что меня приговорили?

Уэллс молча смотрел на Грэхема, а тот вдруг повалился на колени. По лицу стекали слезы, но зубы он плотно сжал.

– Я сделал очень много плохого. Ты и представить себе не можешь сколько. Позволь мне совершить один благородный поступок. Пожалуйста. Позволь.

Уэллс не мог смотреть на Грэхема. Лицо старого врага исказилось от боли, пока он молил… не о жизни, а о смерти. Куда делся ухмыляющийся напыщенный паренек с Феникса, которого знал Уэллс? Этого Грэхема уже не было.