Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока - Ирина Вертинская

– Евгения Ювашевна, – обратился один из гостей к хозяйке. – Мы хотели бы рекомендовать вас в состав делегации.

– Не знаю, – покачала головой Джуна. – А что для этого нужно будет делать?

– Ну как полагается – анкеты заполнить, сходить на инструктаж…

– Куда?!. – изогнула она смоляную бровь.

– Куда скажут, – ответил гость и мягко добавил. – Ну вы же понимаете…

– Нет, – отрезала гордая Джуна. – Ни на какой инструктаж я не пойду и анкеты заполнять не буду.

Гости притихли. Ангел-хранитель, не оставлявший нашего героя без внимания, мягко коснулся тонкого запястья Джуны. Она вдруг посмотрела на Феликса и предложила:

– Вы лучше Феликса возьмите. Он известный журналист, ему это будет интересно. Правда, Феликс?

– Конечно, – откликнулся ошарашенный Феликс, не веря своей удаче.

– А что, прекрасная мысль. Феликс Николаевич, вы действительно согласны?

С замечательным поэтом Арсением Тарковским и его женой и музой Татьяной Озерской Феликс провел десять интереснейших вечеров в Переделкино

Оборотная сторона фотографии с автографом

Через два месяца, 13 января 1988 года советский десант в составе космонавтов, писателей, ученых, артистов и министров высадился на американскую землю в аэропорту города Вашингтона. Вместе с ними с торжествующим лицом Колумба вышагивал Феликс Медведев. В отличие от плохо информированного Христофора наш герой прекрасно знал, в какую страну он приехал. Америка 80-х для большинства советских граждан была страной-легендой, висячими садами Семирамиды и логовищем хищных «мистеров Твистеров» с толстыми сигарами в зубах. Именно этой воинственной державой советская пропаганда дольше полувека пугала свой народ, как тюремный надзиратель пугает заключенных камерой-одиночкой. И вдруг за этой железной дверью, неожиданно распахнутой властным повелением, оказалась не холодная бетонная стена, а целый мир… Каким же он оказался для огоньковца Феликса Медведева?..

Это было короткое и доброе время. Время, когда американцы с интересом учили первые «spasibo», «perestroika», «glastnost» и с изумлением узнавали, что не все русские носят шапки-ушанки, бороды, бутылку водки в кармане телогрейки и водят на цепи ручного медведя. Русские, в свою очередь, стремились узнать «как оно там, на Западе?» и дружелюбно тянули носами в сторону Атлантики. Интеллигенцию по обеим сторонам океана охватил приступ романтизма. На первой встрече советской делегации с американцами в Вашингтоне царило праздничное настроение. Говорили о переменах, о дружбе двух народов, о перспективах в отношениях между СССР и США.

– Между прочим, – вскочил с места журналист, представляющий на американской земле советскую прессу. – У меня есть гениальное предложение.

Присутствующие заинтересованно притихли. Мало кто решился бы сходу охарактеризовать свое предложение как «гениальное».

– Предлагаю не мелочиться и создать единое государство! – он раскинул руки, показывая, каким огромным и сильным оно будет. – У меня и название есть! АМЕРОСС!

Американцы, умеющие ценить добрый юмор, встретили предложение бурным восторгом.

Автором масштабного проекта был, конечно же, Феликс Медведев.

Едва ступив на американскую землю, Феликс понял: «Нам врали». Не было видно ни вражеских амбразур, ни злобных демонстрантов с плакатами «Russians go home!», ни сверкающих лимузинов на фоне нищенских толп. Вокруг кипела самая обычная жизнь человеческого муравейника: автобусы и поезда метро везли пассажиров, люди спешили на работу, несли из магазинов покупки, обсуждали на улице или в кафе повседневные дела, так же, как и москвичи, озабоченно поглядывая на часы… Ощущение свободы вдруг охватило Феликса. У него разбегались глаза, разлетались руки и ноги от неуемного желания все увидеть и все успеть. Для советской делегации была подготовлена плотная программа, куда сложно было вклинить «самоволку», но Феликс никогда не входил в число любителей ходить по струнке. У него составился собственный список встреч. С первых же суток он начал обрастать новыми знакомствами, деловыми и творческими предложениями… Каждый раз, когда он запоздно возвращался в отель, к нему бросался консьерж с воплем «Месседж!».

«С той поры десятки раз пересекал я границы разных стран Европы и Америки, встречался с сотнями людей, многое повидал, пережил, перепонял, но те первые встречи в США запомнятся на всю жизнь», – заметит потом Феликс в своей книге «После России».

Именно в Америке состоялось его первое интервью с советским диссидентом. Им оказался ни много ни мало сам Иосиф Бродский.

Трудно себе представить другого человека, чья жизнь подчинялась бы настолько не логическим, а поэтическим правилам. Не получивший среднего образования, юноша со слабым здоровьем, вынужденный заниматься прозаическим ремеслом фрезеровщика, матроса, истопника, рабочего в геологических экспедициях, гонимый на родине как тунеядец, поскольку поэзия в 70-е приравнивалась к тунеядству, в 23 года был осужден за желание писать о том, о чем просит душа, и сослан в Архангельскую область. Он ворочал там тяжеленные валуны, надсаживая больное сердце, но изучал английскую поэзию и не жаловался на жизнь. Позорная травля беззащитного дарования привлекла внимание мировой общественности и те, кто поднялся на защиту Бродского, положили начало правозащитному движению в СССР. Оказавшись в 1972 году перед выбором – «психушка» или «еврейский маршрут», Бродский выбрал изгнание, а значит – жизнь… К 1988 году, когда Феликс прилетел в США, Иосиф Бродский считался одним из самых ярких русских поэтов ХХ века и был обладателем Нобелевской премии мира по литературе. Никогда не учась преподавательскому делу, он превращал каждую университетскую лекцию в гимн поэзии…

«Наверное, у каждого, кто любит стихи, был или будет свой Бродский, – заметил Феликс. – У меня тоже – свой…» Впервые он услышал о нем в конце 50-х, когда заговорили о том, что живет в Ленинграде молодой, но очень талантливый поэт, стихи которого, переписанные вручную или напечатанные на печатной машинке, ходят в списках. После суда над поэтом замшелые районные газетчики (Феликс тогда жил в Покрове, а работал в Петушках), в глаза не видавшие стихов Бродского, шипели: «Так ему и надо, клеветнику!» Когда на Западе выходит первая книга стихов Бродского «Стихотворения и поэмы. 1965», Феликс начинает охоту за ней. Страстный любитель поэзии, библиофил, он не ведал, как долго будет длиться эта охота. Феликсу повезет, когда поэт Петр Вегин перед отъездом в эмиграцию подарит Феликсу вожделенный томик с дарственной надписью, сделанной автором на писательском симпозиуме в Белграде.