Амрита - Банана Есимото

Мы прочитываем миллионы книг, посматриваем миллионы фильмов, миллион раз целуемся с любимым человеком, чтобы в какой-то момент вдруг понять, что у нас не будет другого «сегодня». Сегодня – оно только одно!

Это понимание может раздавить своей неожиданной мощью. Вот она – природа. В ней заключена страшная сила, навязывающая нам ненужные, непрошенные прозрения. В любой момент внутри каждого из нас готов зазвонить звоночек: «динь – динь, пришло время понять очевидное».

Случайное прозрение гораздо отчетливее намеренного понимания.

– Слушай, уж не знаю почему, но у меня сейчас так спокойно на душе, – сказала я.

Последняя капля заката сползла с небосклона и утонула в темноте городских улиц. Вокруг благоухала ночь.

– Ага. И у меня, – ответил брат.

– Слушай, давай отпразднуем. Пойдем съедим одэн[15].

– А можно я чуть – чуть пива выпью?

– Можно. Только не напивайся. А то как я тебя до дома дотащу?

– А можно я съем много – много одэна?

– Конечно можно. Что с тобой? Тебе плохо?

Брат помрачнел. Потом сказал:

– Знаешь, я вот смотрел на этот закат, и мне вдруг так страшно стало и очень стыдно… Ну что я школу прогуливаю…

– Вот и замечательно, – сказала я. – Знаешь, некоторые люди считают, что если ты познал границы самого себя, то это выводит тебя на новый уровень бытия, потому что ты становишься на шаг ближе к себе настоящему. Знаешь такую певицу – Юми Мацутоя? Она поет об этом в своих песнях. А потом еще был Джон Лилли. И, кажется, Айртон Сенна[16]тоже высказывался в этом роде.

– Юмин[17]я знаю. А кто эти двое? – спросил брат.

– Вырастешь – узнаешь. У тебя еще вся жизнь впереди. – У меня не было никакого желания пускаться в объяснения, потому что писателя – психолога Джона Си Лилли и гонщика Сенну я приплела просто так, чтобы мои слова звучали поубедительнее.

Брат и не настаивал.

Похоже, он уже понял, что до всего самого важного нужно доходить своим умом, своими силами.

– Поехали завтра домой, – сказал брат за ужином. Кончался седьмой день нашего пребывания в Кочи.

Я, как героиня дурного телесериала, застыла с открытым ртом, не донеся до него кусочек осьминога, зажатый между палочек. Удивительно! Я ведь еще несколько часов назад подумала, что пора возвращаться, и все это время ломала голову, как именно сказать об этом брату.

С ним ведь никогда не знаешь, чего ожидать. Может, и согласится, типа, почему бы и нет, а может, и расплачется, как перед маминым отъездом на Бали. Закатит истерику: «Никуда я не поеду!», «Отстань» и так далее. И главное, вероятность и той, и другой реакции одинаковая.

Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Ну как тут угадаешь?

За те несколько дней, что мы прожили здесь, купаясь в море, любуясь закатами и рассветами, брат из бледного, запуганного, нелюдимого ребенка превратился в обычного веселого мальчишку. Стал другим человеком.

Прошла неделя, с тех пор как мы сюда приехали. Я старательно избегала разговоров о его школьных проблемах. Вернее, я просто не говорила об этом – ни во время наших прогулок по морскому берегу, ни после большого и неожиданного выигрыша в пачинко[18], когда он смеялся так, что, казалось, вот-вот лопнет от смеха, ни вечерами, когда мы вдвоем сидели в большой комнате и смотрели телевизор, ни перед сном – уже после того, как свет выключен и квартира погружена во тьму и тишину.

Не говорила я и о причине нашей поездки…

Я не знаю, насколько он болен и какую еще тягость сможет вынести.

Я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы болезнь прошла.

Именно поэтому я с самого начала решила не говорить с ним о проблемах. Именно поэтому наш отдых получился настоящим отдыхом. Иногда мне даже хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Может быть, бесконечно.

Но всему бывает конец. Трудно сказать, когда он наступит, но он неизбежно наступает, зачастую в самый неожиданный момент…

Днем мы отправились на рыбалку.

Самая обычная любительская рыбалка с удочками, взятыми напрокат. Это был второй заход. В первый раз мы наловили целую гору мелкой рыбешки, и так нам это понравилось, что было решено обязательно сходить на рыбалку еще раз.

В ожидании клева мы сидели на бетонном причале, но рыба не клевала.

Дул сильный ветер, пахло солью, от бетона тянуло холодом.

Все было против нас. Настроение испортилось.

Закинув удочки в море, мы сидели с кислыми лицами.

Небо как вуалью было затянуто тонкими, почти прозрачными облаками, сквозь которые тут и там просвечивала синева.

Волны глухо бились о сваи, разбрызгивая мелкую, сливочную пену.

Я словно со стороны взглянула на эту картину, и в голове вдруг всплыло слово «прилив».

Внезапно вся эта красота мне надоела.

Волны набегали и откатывали, и в их шуме мне слышались слова.

«Пора возвращаться».

«Все, что вы могли здесь увидеть, – вы уже увидели».

Я взглянула на брата, вдруг он тоже что-то почувствовал? Но он все так же сидел с кислой миной, вцепившись в удочку.

Было совершенно непонятно, о чем он думает.

Поэтому я промолчала.

Стоило мне подумать о возвращении, и я сразу вспомнила о тех, кто остался в Токио. Вспомнила маму, Микико, Джюнко, Эйко, хозяина бара, подружку – официантку. И хотя от Кочи до Токио не так уж и далеко, мне показалось, что нас разделяет непреодолимое расстояние. Потом я вспомнила Рюичиро.

Я поняла, что очень соскучилась по нему.

Интересно, где он сейчас? Что делает?