Царская любовь - Александр Прозоров

– Есть еще важное известие, княже, – спрятал грамоту за пазуху Годунов. – Царевич Юрий не женат! Боярин Кудеяр зело прозорлив и руку его бережет для важного и нужного союза.

Иван Михайлович от сего известия аж зарычал, заходил от стены к стене, оглаживая бороду. Потом махнул рукой:

– Ладно, Дмитрий, ты покамест ступай. Дня через три отвечу. Стой! В Кремль к царевичу не ходи. Там без тебя разберутся. Тебе я, сам понимаешь, другое поручение найду. Теперь иди.

Разумеется, с рассветом Дмитрий Годунов стрелой метнулся в Разрядный приказ, предъявил грамоту и получил весомый кошель серебра. Причем все время, пока боярский сын пребывал средь писарей – слуги ему постоянно и непрерывно кланялись.

Тридцать два рубля царского жалованья да плюс к тому пятьдесят шесть рублей, что отсчитал напарнику купец Федор Семенович при расставании в Нижнем Новгороде… Младший из рода мурзы Чета вдруг оказался не просто богат – а богат несметно! Да еще и знатным боярином сделался!

Молодой человек отправился на торг, приоделся достойно новому званию: в ферязь зеленую с рукавами, расшитую золотом, с бобровой оторочкой; в синие атласные шаровары и красные сафьяновые сапоги; взял пояс новый и поясную сумку с серебряными клепками, да саблю харалужную с ножнами, украшенными серебряной чеканкой и рукоятью с двумя крупными самоцветами. Издалече видно – царедворец достойный идет, не простолюдин подворотный!

У Дмитрия Годунова в его собственной голове все еще не укладывалось сие великое и молниеносное преображение. Еще вчера он смердом пребывал никчемным – а сегодня богат и знатен, иным князьям вровень поднялся! Но при всем том обидной, жестокой, рвущей душу несправедливостью оказалось то, что ему не с кем было поделиться, похвалиться сей радостью! Не перед кем крутануться, красуясь, новыми одеждами, помахать царской грамотой, развернуть плечи, предрекая еще большее возвышение. В столице новый постельничий был один как перст: ни родственников, ни друзей – никого! Ну, не с ярыгой же князя Шуйского этакий взлет праздновать?

И вот тут Годунов внезапно вспомнил…

* * *

Подворье возле Сретенских ворот Китай-города роскошью не блистало: дом в два жилья над подклетью с двумя трубами и двумя направленными в сторону улицы узкими окнами. Слева – ворота и калитка. И все – дальше стояла изба соседей.

– Да уж, не княжьи хоромы, – усмехнулся Дмитрий, стуча кулаком в калитку.

Впрочем, даже плохонький дом в Москве стоил больше целой усадьбы в окрестностях – так что принижать достаток хозяев все же не стоило.

Окошко в калитке приоткрылось – тут же хлопнул засов, створка распахнулась, седой слуга склонился в почтительном поклоне:

– Доброго тебе дня, боярин. Чего желаешь?

– Боярыня Агриппина Федокина здесь обитает? – снисходительно спросил Годунов.

– Знамо, здесь, боярин.

– А хозяев как зовут?

– Петр Лексеич и Марфа Тимофеевна.

– Передай, боярин Дмитрий Годунов проведать их желает!

– Сей миг, боярин! – Слуга убежал, а гость неспешно перешагнул порог, оглядывая двор.

Хлев, копна сена, коновязь, бадья с водой, пара задвинутых к дальнему частоколу телег – больше здесь ничего не помещалось. Места за крепостными стенами завсегда не хватает, не разгуляешься.

Послышался стук дверей – хозяева вышли на крыльцо. Дмитрий скинул шапку, перекрестился, поднялся по ступеням.

– Доброго тебе дня, мил человек. Рады видеть тебя! Вот, сбитня испей с дороги, – поклонилась женщина.

Супруги были на диво похожи: ростом гостю по плечо, круглолицые, пухлогубые, с крупными приплюснутыми носами – Дмитрий даже засомневался, не ошибся ли двором? Одеты были опрятно и хорошо: женщина в красный сарафан и зеленый плащ с куньим воротом, в шелковом плаще. Мужчина – в белой атласной рубахе и черных суконных штанах, бритая голова прикрыта серой тафьей, расшитой бисером. На плечах – тоже легкий полотняный плащ с меховым воротом. В его фигуре что-то показалось Дмитрию странным. Но что именно, он пока не понял.

– Благодарствую тебе, хозяюшка. – Гость принял ковш с обжигающим пряным напитком, с наслаждением выпил, перевернул, уронив на ступени пару последних капель. Перекрестился и отвесил низкий поклон. – Прощения прошу, что тревожу внезапно, однако же служба царская времени вольного мне совсем не оставляет. Окрещен я Дмитрием, сын Ивана, из рода Годуновых выхожу. Ныне постельничий при царевиче Юрии Васильевиче. Не гневайтесь, что не по обычаю лично и без уговора к вам явился. Иначе не получается. Нет у меня в Москве родственников.

– Достойного боярина не грех и без уговора принять, – ответил мужчина. – Гость в дом, радость в дом. Прошу, проходи. Откушай с нами, чем бог послал. Поведай, что за нужда тебя в дом наш привела?

Хозяева проводили гостя в просторную горницу, посреди которой стоял пустой стол – накрыть его никто, понятно, не успел. Супруги оставили плащи в сенях, и Дмитрий сразу понял, что было не так в облике мужчины – правая рука заканчивалась на ладонь выше локтя. Вестимо, один из ратных походов закончился для Петра Лексеича неудачно, и к службе он стал непригоден. Со всеми вытекающими неприятностями: ни жалованья, ни добычи, а воинов с земли выставлять надобно. Хорошо, коли сыновья взрослые есть. А иначе – совсем беда.

– Не стану вас томить, – отвел взгляд от руки боярина Дмитрий. – Пришел я потому, что в роду нашем, Годуновых, мужчины завсегда на Агриппинах женятся. И вот прослышал я, дочь у вас есть, Агриппиной нареченная. Правду ли сказывают али обманывают? Просватана сия девица али на выданье?

Супруги переглянулись, и Марфа Тимофеевна вдруг спохватилась, метнулась из горницы:

– Чего спите, окаянные?! Ни мычите ни телитесь! – послышался ее голос. – Не слышали, что ли, гость пришел? Быстро стол накрывайте! Плетей захотели, бездельники?

У Годунова екнуло в груди. Его план был немного другим: подразнить бояр Федокиных упущенным шансом возвыситься, и чтобы они дочке на то при случае посетовали. Узнать, за кем Агриппина замужем, да там тоже показаться, местом и богатством девку носатую подразнить. Ведь после памятной встречи на Шексне четыре года прошло, пигалице семнадцать-восемнадцать миновало. В таком возрасте боярышни в девках уже не ходят, в таком возрасте они первенца выкармливают.

Но судя по поведению хозяев, Агриппина крепко застряла в старых девах.

– Есть у нас доченька, врать не стану, – как-то осторожно ответил Петр Лексеич. – Уговор за нее тоже имелся. Но не дал Господь, под стрелу татарскую жених попал, царствие ему небесное…

Дмитрий перекрестился вслед за боярином, искренно соболезнуя неведомому боярскому сыну, столь неудачно сгинувшему на службе, покачал головой:

– У Казани, верно, сгинул? Был я там, довелось ядрам покланяться. Басурмане дрались, аки демоны…

– Верно, – погладил увечную руку хозяин. – Тяжко нам далось избавление от напасти татарской. Государь, я своими глазами сие видел, самолично на приступ ходил. Сквозь улицы по телам мертвым прорубались. Но, слава богу, управились! Ты там под кем был?