Послевкусие - Мередит Милети

Я хочу устроить пир. Сегодня мы с отцом приготовим итальянский обед по-деревенски, где все будет жареное, тяжелое и жирное. Хлое мы сделаем пиццу с томатным соусом. Она вся перемажется и будет счастлива. Детская еда. На приготовление обеда мы потратим целый день, а потом еще неделю в доме будут витать запахи чеснока, масла и жареного теста. Я чувствую, как у меня поднимается настроение.

К пекарне Бруно уже выстроилась очередь, которая тянется от самой двери и дальше, вдоль Пенн-авеню. Мы с Хлоей занимаем свое место в очереди; субботним утром она состоит в основном из богатеев, которые в ожидании сегодняшних бискотти прихлебывают кофе латте из «Старбакса».

Бруно открыл свою пекарню давно, когда я еще училась в школе. Я часто сюда приходила, в основном чтобы делать уроки за старым деревянным столом, прихлебывая кофе латте и грызя обломки бискотти — подгоревшие края, которые Бруно продавал мне по доллару за пакет, считая, что они слишком малы и слишком хороши, чтобы продавать кому-то еще.

Я уверена, что Бруно меня не помнит. В конце концов, прошло больше двадцати лет, и если Бруно еще жив, то ему далеко за восемьдесят. Мы с Хлоей терпеливо выстаиваем длинную очередь и через пятнадцать минут получаем награду в виде бискотти с черным перцем для меня и с ванилью для Хлои. Нас обслуживает молодая женщина с пирсингом на верхней губе и в ухе. Бруно нет. Мне ужасно хочется о нем спросить, но я молчу.

Когда мы приходим домой, отец сидит на кухне и решает кроссворд.

— Доброе утро, дамы, — с улыбкой говорит он.

Хлоя начинает вертеться в коляске, требуя, чтобы я отстегнула ремни. Заметив, что руки у меня заняты пакетами, к ней спешит отец.

— Папа, осторожнее, у нее руки грязные. Она тебе свитер испачкает.

Руки у Хлои жирные от колбасы и бискотти, которое она умудрилась превратить в липкую кашицу и размазать по лицу.

— А, вижу, вы побывали у Бруно, — говорит отец.

Он смачивает бумажное полотенце и протягивает мне.

— Да, — говорю я, вытирая руки и лицо Хлои. — Мы и тебе купили. С черным перцем и из кукурузной муки, мои любимые. — Я выкладываю покупки на стол. — Только Бруно мы не видели. Он…

— Больше не работает. Или работает, но совсем немного. Я его иногда вижу. Теперь пекарней заправляет его семья, сын и пара внуков.

— Слушай, — говорю я, выуживая из сумки пакет от Бруно. — Я тут все купила для пиццы по-деревенски. Не хочешь помочь?

— Помогу, но сегодня утром мне нужно еще кое-что сделать, — говорит отец и смотрит на часы. — Ты пока заводи тесто, а я, когда вернусь, тебе помогу.

Когда отец уходит, я разгружаю пакеты с покупками и, как обычно, провожу инспекцию холодильника. Я повар и знаю, что о человеке можно судить по содержимому его холодильника. Обычно там лежит то, что создает человеку хорошее настроение и придает ему сил. Журнал «Bon Appétit» каждый месяц публикует интервью с разными знаменитостями, предлагая им назвать три продукта, которые всегда есть в его или ее холодильнике. Как правило, ответы настолько замысловаты, что в них мало верится. «Бутылка «Столичной»», «свежая малина и белужья икра» или ««Сан-Пеллегрино», свежий инжир и лаймы».

Неужели ни у кого из них в холодильнике не лежат сморщенные морковки, увядший сельдерей или контейнер с заплесневелой едой месячной давности? Который вы выбрасываете не открывая, потому что противно смотреть? Я всегда гордилась тем, что на моем рабочем месте холодильник был в идеальном порядке, зато холодильник у меня дома… это уже другая история. Холодильник всегда был яблоком раздора между мной и Джейком. Мне трудно выбрасывать продукты. Я держу их, пока они не сгниют. Не слишком приятная черта характера, и тут я Джейка понимаю. Если когда-нибудь журнал «Bon Appétit» будет брать у меня интервью, смогу ли я признаться, что в моем холодильнике лежит коробка с протухшей едой? Нет, конечно. «Бутылка «Пуйи Фюиссе», вяленые оливки нисуаз и кусочек камамбера», — жеманясь, отвечу я.

Зато мой отец, напротив, склонен идти наперекор тому, что я называю Дао Холодильника. Он ученый, вот чем можно объяснить ровные ряды контейнеров «Тапервер» в заморозке, причем каждый с ярлычком, на котором четким почерком выведено название и дата. Правда, отец еще и повар, хотя этого не скажешь по содержимому холодильника: пакет обезжиренного молока, два лимона, творог, сыр неопределенного сорта, завернутый в полиэтиленовый пакет, зерновой хлеб, большая бутылка острого соуса кимчи (для китайских обедов навынос) и — в дверце холодильника — флакон с красным лаком для ногтей.

Отец прожил один более пятнадцати лет и привык готовить сам. За долгие годы, прожитые с моей матерью, он научился делать покупки по-европейски — ходить на рынок каждый день. Покупать свежий салат только на сегодня, хлеб только на ужин и, возможно, на завтрак. Покупать пряные травы только тогда, когда они нужны. Этим и объясняется запустение в холодильнике. Но не присутствие красного лака для ногтей.

Следующие два часа я работаю на кухне, а Хлоя играет у меня под ногами. Я расстилаю на полу одеяло и выкладываю на него игрушки. Пока я готовлю, я разговариваю с дочерью: называю продукты и объясняю, что делаю, по-дурацки сюсюкая, как все матери на свете. Когда подходит тесто для пиццы, я вытаскиваю Хлою из-под стола, где она успела удобно устроиться, и сажаю себе на колени. Вместе мы обминаем тесто, погружая кулаки в его мягкие роскошные складки.

Потом мы устраиваем перекус — съедаем пару ломтиков прошутто, немного сыра и кусочек итальянского хлеба. Поскольку я воспитываю у Хлои изысканный вкус к еде, меня не впечатляет сентенция мясника, что не стоит даром переводить пармскую ветчину на беззубых младенцев. К тому же у Хлои уже есть четыре зуба. Правда, сейчас они ей не нужны. Мясо и вправду тает во рту.

Через некоторое время раздается стук в дверь. Это Ричард. В руках у него маленькая пальмочка в горшке и плюшевый медвежонок. Я распахиваю дверь и кидаюсь в его объятия.

— Добро пожаловать, милая! Осторожнее, — бубнит он мне в шею, когда я крепко прижимаюсь к нему, — не сомни эти дорогие шелковые листочки. Я знаю, что тебе не стоит дарить живые растения. А это, — говорит он, переступая порог и протягивая плюшевого медведя, — для нашей la diva. Я просто уверен, что она меня забыла, поэтому решил вернуть ее расположение подарком. Ну, где она?

Ричард идет за мной на кухню, где Хлоя до сих пор играет под столом. Сделав мне знак не шуметь, Ричард отодвигает стул, садится и опускает медвежонка под стол, раскачивая из стороны в сторону. К полному восторгу Ричарда, Хлое требуется ровно пять секунд, чтобы подползти и протянуть руки к игрушке. Ричард наклоняется и заглядывает под стол.

— Привет. Помнишь меня?

Хлоя отвечает ему робкой улыбкой и тянет медвежонка за лапу. Похоже, что ее ответ будет зависеть от того, как скоро Ричард предоставит игрушку в ее полное распоряжение. Он сразу отпускает медвежонка, и Хлоя улыбается во все свои четыре зуба.

— Ну, как устроились?