От Каира до Стамбула. Путешествие по Ближнему Востоку - Генри Воллам Мортон

2

В марте журавли летят на север над морем Галилейским. Из Центральной Африки через Палестину — в Россию. «И аист под небом знает свои определенные времена, и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время, когда им прилететь; а народ Мой не знает определения Господня», — сказано в Книге пророка Иеремии (Иер 8, 7).

Полет журавлей всегда казался мне одним из самых красивых зрелищ в Галилее. Птицы летят на большой высоте, вы можете даже не заметить их, пока солнце, осветив белые перья, не покажет вам настоящий снегопад на голубом небе. Они летят медленно, выстраиваются в огромные клины. Иногда кажется, что они остановились и кружат над определенным местом, словно примериваясь сесть. Но через полчаса их уже не видно — скрылись за белой шапкой горы Хермон.

В окрестностях Табгхи повсюду можно увидеть зимородков. Они, как правило, парами кружат над Галилейским морем, как ястребы, ныряют в воду и почти всегда выныривают с небольшой рыбкой в клюве. Здешние белые и черные птички своим простым окрасом разительно отличаются от переливчатых зимородков английских ручьев. Об этой птице существует красивая легенда. Говорят, что изначально все они были серыми или белыми, но, выпорхнув из Ковчега, полетели прямо на закат солнца, которому и обязаны теперь ярким оперением. Как галилейские зимородки избегли общей судьбы — ума не приложу!

Есть несколько других птиц, очень похожих на наших северных птичек, — это козодои и щурки из Смирны.

Самый привычный звук на Галилейском море — чириканье воробьев. В Табгхе, в эвкалиптовой роще, их огромная колония, и каждый вечер они устраивают концерты, которые длятся до темноты.

Эта роща — самое прелестное место на побережье. Под высокими деревьями всегда прохладно, почва под ногами рыхлая и присыпана сухими листьями. Все это очень напоминает привычный нам лес.

Я часами сидел там, пережидая жару и наблюдая за зимородками и водяными черепахами. Вообще-то черепахи осторожны и даже боязливы, но иногда молодые и неопытные устраиваются на берегу ручья вместо того, чтобы лежать на камнях посередине. Их нетрудно поймать, и вы будете вознаграждены забавным зрелищем: смешная маленькая головка с черными глазками-бусинками быстро втягивается под панцирь. Черепахи довольно проворно плавают под водой, их путь легко отследить — они высовывают свои тупые носики наружу всякий раз, как понадобится глотнуть воздуха. Я рад, что арабы не нашли никакого коммерческого применения их панцирям, — не то их давно истребили бы. Черепахи путешествуют по всему берегу Галилейского моря, но, кажется, больше всего любят теплые лужицы у скал.

У арабов есть занятная история о черепахе. Как-то раз одна женщина пекла хлеб. Другая проходила мимо и попросила немного. Хотя считается недопустимым отказать в куске хлеба кому бы то ни было, женщина сказала, что лишнего у нее нет. Тогда благочестивая Фатима, а это была именно она, наложила на посмевшую ей отказать проклятье: та вечно будет передвигаться, нося свою печь на спине. Бедная женщина превратилась в черепаху, и арабы, вытащив животное из воды, покажут вам черные подпалины на печке, то есть на панцире.

Иногда вечером к берегу подплывала арабская лодка, и Абдул, на которого, похоже, произвели большое впечатление чаевые, которые я ему дал, спрыгивал в воду и скоро оказывался на берегу. Ему очень нравились английские сигареты — он блаженно затягивался, запрокинув голову.

Я спросил его как-то, рассказывают ли галилейские арабы какие-нибудь истории про Иисуса.

— О да, — ответил он. — Иисус исцелил дочь царя Гергесы, у которой были «бесы под ногтями».

Я понятия не имел, что это за «бесы под ногтями», и никто не мог объяснить мне[9].

Кроме того, арабы знают, что Иисус ходил по воде, и с большим почтением относятся к дереву, растущему на вершине холма, на том самом месте, где, согласно легенде, Иисус сотворил одно из своих чудес. Дерево называют Благословенным и говорят, что если сжечь его веточку на костре, можно исцелиться от всех болезней.

Абдул все рассказывал и рассказывал свои истории, а может, они казались такими длинными, потому что он плохо говорил по-английски, или потому, что я не мог сосредоточиться, утомленный галилейским зноем… Мне нравилось слушать его монотонный голос, смотреть на голубую воду озера, на черепах, которые грелись на камнях, на медленный полет журавлей на север.

3

Галилейское море — одно из известных мне мест, где присутствие Христа еще чувствуется. Здесь нет ни враждующих сект, ни оспариваемые разными церквями святынь — только вода и черные камни, скудные злаки, зреющие плоды, зимородки и щурки, яркое солнце днем и звезды ночью.

Время ничего не смогло поделать с родиной христианства. Она еще прекраснее, чем рисовало нам воображение. Здесь нет рукотворных храмов, религиозных распрей, ревности, ненависти.

В ночной тишине маленькие рыбачьи лодки лежат на песке под звездами, как лежали и тогда, когда берег услышал Его голос: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф 4, 19).

Я присутствую при сошествии Благодатного огня в храме Гроба Господня.

Патриарх Армянской церкви любезно отвел мне место на галерее храма Гроба Господня. Мне велели явиться за четыре часа до начала церемонии Схождения Благодатного огня. К храму было не подойти из-за множества взволнованных людей, собравшихся перед входом, а войдя, я с трудом пробился сквозь толпу простоявших здесь всю ночь.

Со своего места я мог видеть Кувуклию. Передо мной также открывался хороший вид на Ротонду и на огромную толпу народа. Восточные христиане, среди которых много коптов и сирийцев, не выказывают перед Гробом Господним благоговения в привычном нам смысле этого слова. Но мы не вправе осуждать их. Они не видят ничего плохого в том, чтобы вблизи Гробницы кричать, бороться друг с другом за право первыми завладеть огнем, который, как они верят, сходит с небес. Их вера в то, что это так, столь велика, что даже страшна в своей неистовости и неколебимости, и язык не поворачивается сказать, что иногда своим поведением они позорят христианство.

Сотни людей провели эту ночь в храме. Между колоннами, поддерживающими центральный купол, установили нечто вроде деревянных лесов, так что образовались отсеки, напоминающие ложи в оперном театре. И в каждой из них можно было увидеть картинку из повседневной жизни. Многие «ложи» сняли богатые копты из Египта. Они сидели на подушках, скрестив ноги, в окружении своих семей. Матери кормили младенцев. Мужчины либо перебирали четки из темного янтаря, либо сосредоточенно опускали вниз связки свечей, чтобы, когда наступит чудесный миг, кто-нибудь внизу в толпе зажег их.

Толпа шевелилась, как беспокойный зверь. Что-то постоянно происходило: кто-то яростно пытался вырваться наружу, кто-то наоборот — ворваться в храм. Из коптского придела доносилось нестройное восточное пение. Усевшись на плечи друг другу, опасно раскачиваясь, отбивая такт хлопками в ладоши, арабы пели громкими дикими голосами: