Американская леди - Петра Дурст-Беннинг

– Так я скажу тебе: потому что он тебя бил во младенчестве, когда меня не было рядом! Вот правда о твоем отце.

Ванда осела, словно получила удар в живот.

– Я тебе не верю. Ты лгунья! – прошептала она и убежала прочь, зажав уши.

– Рут и Томас были тогда еще очень молоды, слишком молоды, чтобы понять: они не подходят друг другу, – снова начала Мария.

Ванда устало рассмеялась.

– Восемнадцать лет я называю отцом человека, который таковым не является, – вот правда! – заплакала она. – Это все не может происходить на самом деле! Я…

Мария положила руку на плечо Ванды, опасаясь, что та ее оттолкнет, но племянница прижалась к ней ближе, словно испуганный цыпленок.

– Я больше ничего не понимаю… Мария, помоги мне!

И тогда Мария рассказала ей о Лауше. Голова Ванды лежала у нее на груди, и вечернее платье стало мокрым от слез. Сначала она запиналась, воспоминания о многих местах проявлялись неохотно, вращаясь, словно ржавые шестерни. Понемногу, фраза за фразой, она погружалась в прошлое.

Она рассказала о трех сестрах Штайнманн, которые рано потеряли родителей. Девочки остались без средств, они не знали жизни, у них не было ничего, кроме мечтаний. Йоханна мечтала о большом и далеком мире. И она отправилась в Зонненберг работать у торговца стеклянными товарами. Мария неохотно упомянула о том, что этот грубый мужчина изнасиловал ее сестру. Ванда приподнялась, хотела что-то спросить, но Мария отмахнулась. Времена были очень тяжелые, особенно для трех девушек, оставшихся без родителей. Потом она рассказала о Рут и о том, как та сильно влюбилась в Томаса Хаймера – сына одного из богатейших стеклодувов в деревне. В то время девушки работали подмастерьями в большой мастерской у Вильгельма Хаймера. Там Рут впервые и встретилась с Томасом. Они были по-настоящему счастливы, по крайней мере вначале, и свадьба стала большим праздником.

– Потом появилась ты. Томас не смог простить твоей матери, что родилась дочь, а не такой желанный сын. Некоторые мужчины иногда именно так ведут себя! Слишком много выпивки… Брак очень быстро пошел под откос. А потом настала ночь, когда запуганная Рут собрала вещи, взяла дочь и отправилась в родительский дом. Твоя мать – очень гордая женщина. Она никогда не говорила о том, почему распался их брак. Печаль глубоко засела в ее душе. Когда в жизни Рут появился Стивен, он был принцем, о котором она мечтала еще в детстве. Тебе как раз исполнился год, когда он забрал вас обеих в Америку. Он раздобыл поддельные документы: Рут отправилась в путешествие на новую родину под именем «фрайфрау фон Лауша». Спустя два года Томас Хаймер наконец согласился дать развод.

Мария вздохнула.

Ванда молча поджала губы. Она выглядела растерянной, словно не могла связать то, что рассказала Мария, со своей матерью, элегантной и рассудительной дамой из высшего нью-йоркского общества.

– Рут ошиблась: нужно было сразу тебе обо всем рассказать. Томас был по-своему неплохим парнем, – посчитала нужным добавить Мария. – Он так потом никогда и не женился снова.

Ванда уставилась на свою ногу, которая все еще стояла в луже, как на инородное тело.

– Все эти годы… Я так часто ощущала себя третьей лишней! – произнесла девушка. – Теперь я наконец поняла, почему это так: я не была желанным ребенком, просто надоедливый довесок для принца и его принцессы.

– Это не так! Рут любит тебя больше жизни! «Моя стеклянная принцесса» – так она называла тебя во младенчестве.

С болью в сердце Мария рассказала о том, что они с Йоханной считали, что юная Рут чрезмерно заботится о ребенке.

– Однажды… – невольно рассмеялась Мария, – однажды она собрала все свои накопленные гроши, чтобы фотограф сделал твой снимок. А в то время, черт возьми, это было совсем не рядовое событие! Поверь мне, никто так не гордился своим ребенком, как Рут. Ты для нее была всем. И ничего с тех пор не изменилось.

Громкий раскат грома пришелся на эту фразу, тут же ударила молния, осветив контуры ближайших небоскребов, которые походили на жадные пальцы, стремящиеся ее поймать. Внезапно заметно похолодало.

Мария зажмурила глаза, когда капля попала на спину в вырез ее платья. Этого еще не хватало! Хоть бы грозу пронесло дальше.

– Но почему она мне врала восемнадцать лет? – спросила Ванда. – Ничего больше не имеет значения, все обман, каждое слово! Как она могла ставить мне в пример моих дорогих кузин Клэр и Дороти, дочерей сестры Стивена, призывая так же усердно учиться и почитать родителей? А они мне вообще не родственники! – отчаянно и одновременно рассерженно всхлипнула она. – Я никогда не была достаточно элегантной. Она всегда считала меня слишком ленивой, слишком упрямой и черт еще знает какой. Почему она всегда пыталась сделать из меня какого-то другого человека? Может, я напоминала ей моего отца, да?

Мария покачала головой.

– Твоя мать полностью вычеркнула из памяти первого мужа. Я даже думаю, вытеснение зашло так далеко, что ей кажется, будто она его вообще никогда не встречала. Может, поэтому она тебе ничего о нем и не рассказывала. Вы с ним внешне не похожи, поверь мне. И забудь мою глупую фразу, сказанную сегодня вечером. Ты – это ты!

– И кто же я? – возразила Ванда. – Всю свою жизнь я считала себя американкой, и вдруг выясняется, что я родилась в Германии. За семью морями, – устало пошутила она.

– Прекрати так говорить! Ты, как и прежде, Ванда, очаровательная юная девушка, у которой больше шарма, чем у многих других! – воскликнула Мария.

«А кто я сама, собственно?» – этот вопрос возник у нее в голове быстрее, чем она смогла от него отмахнуться.

И тут небо наконец прорвало. Однако Мария не хотела пока бежать укрываться от дождя. Сначала она намеревалась закончить разговор здесь, наверху. Каким-то образом! Она скользнула ниже, к основанию каминной стенки. Вдруг Ванда вскочила и побежала в центр террасы на крыше.

Она стояла, раскинув руки и подняв лицо к небу.

– Может, лучше всего будет, если в меня попадет молния! Тогда все и кончится!

Она истерически расхохоталась, когда правую руку осветил отблеск молнии.

– Ну-ка поближе, громовержец! Тогда у тебя получится! И у меня тоже! – кричала Ванда, дико кружась на месте.

В тот же миг Мария решительно повалила ее навзничь.

– Ты свихнулась? Это же опасно для жизни!

Она крепко держала съежившуюся, дрожащую племянницу:

– Сумасшедшая!

Ванда снова всхлипнула.

– У матери есть принц, у Гарольда – банковские сделки, у Пандоры – танцы, у тебя – стеклодувная мастерская. У каждого есть что-то, чем он живет, а у меня – ничего! Я никто, я ничего не умею. Я чувствую себя пустой, словно выеденный орех. Ненужной, бесполезной. Я так больше не могу.

Мария оказалась беспомощной перед отчаянием Ванды, словно перед природной стихией, которая бушевала вокруг них. И вот, когда грохочущие раскаты грома отражались от стен небоскребов, а струи дождя хлестали по рукам и спине, она впервые спустя долгое время почувствовала себя глубоко благодарной за собственный дар. Вдруг ей стало очень легко ответить на вопрос, кто она: она была стеклодувом, им, наверное, и будет всегда!