Оборотная сторона полуночи - Сидни Шелдон

– А итальянский?

– Одно время у меня была итальянская актриса.

Кэтрин покраснела.

– Простите. Я не хотела вмешиваться в вашу жизнь.

Фрэзер посмотрел на нее так, словно это извинение сильно его позабавило, и Кэтрин почувствовала себя школьницей. Она сама не знала, ненавидит она Уильяма Фрэзера или любит его. В одном она была твердо уверена: он самый приятный мужчина из всех, которых она встречала.

Обед оказался превосходным. Он состоял из блюд французской кухни с божественными соусами. Понятно, почему три раза в неделю Фрэзер по утрам занимался в спортивном клубе.

– Ну как обед? – спросил Фрэзер.

– Уж, конечно, не похож на то, что дают в столовой, – ответила Кэтрин с улыбкой.

Фрэзер рассмеялся:

– Надо как-нибудь поесть в столовой.

– Я бы на вашем месте этого не делала.

Он взглянул на нее:

– Что, там так плохо кормят?

– Дело вовсе не в еде, а в девушках. Они вам прохода не дадут.

– Почему вы так думаете?

– Да они только о вас и говорят.

– Вы хотите сказать, что они задают обо мне вопросы?

– Вот именно, – улыбнулась Кэтрин.

– Наверное, задав все вопросы, они бывают сильно огорчены, что не получают нужных сведений.

Кэтрин отрицательно покачала головой:

– Это не так. Я сочиняю о вас разные истории.

Фрэзер откинулся на спинку кресла и, расслабившись, потягивал бренди.

– Какие истории?

– Вы уверены, что хотите знать об этом?

– Разумеется.

– Что ж, я убеждаю их, что вы страшный человек и весь день кричите на меня.

Он улыбнулся:

– Ну уж не весь день!

– Я рассказываю им, что вы заядлый охотник и во время диктовки разгуливаете по кабинету с заряженным ружьем, а я до смерти боюсь, как бы оно не выстрелило и не убило меня.

– Наверное, это несколько сдерживает их интерес ко мне.

– Они увлеченно пытаются выяснить, какой же вы на самом деле.

– Ну а вы сами выяснили, какой же я на самом деле?

Кэтрин заглянула в его светло-голубые глаза и тут же отвернулась.

– Полагаю, что да, – ответила она.

– Так кто же я?

Она вдруг почувствовала сильное внутреннее напряжение. Обмен шутками закончился, и беседа приобретала серьезный оборот. Наступил волнующий и неприятный момент. Кэтрин промолчала.

Фрэзер на секунду взглянул на нее и улыбнулся.

– Я – скучный предмет для обсуждения. Хотите еще десерта?

– Нет, благодарю вас. Я теперь неделю не буду есть.

– Тогда давайте поработаем.

Они работали до полуночи. Потом Фрэзер проводил Кэтрин до двери, а снаружи ее уже ждал Толмедж, чтобы отвезти домой.

По пути она не переставая думала о Фрэзере. О его силе, юморе, сострадании. Однажды кто-то сказал, что мужчина должен стать очень сильным, чтобы позволить себе быть мягким. Нынешний вечер оказался самым лучшим в жизни Кэтрин, и это почему-то беспокоило ее. Она боялась превратиться в одну из тех ревнивых секретарш, которые сидят в конторе целый день и ненавидят любую девушку, звонящую боссу по телефону. Нет, она не позволит себе такого. Все девушки, состоящие на государственной службе, охотятся за Фрэзером. Она не собирается присоединяться к их своре.

Когда Кэтрин вернулась домой, Суси ждала ее. Едва она открыла дверь их общей квартиры, как подруга накинулась на нее.

– Ну, выкладывай! – потребовала Суси. – Что случилось?

– Ничего не случилось, – ответила Кэтрин. – Мы вместе обедали.

Суси бросила на нее недоверчивый взгляд:

– И он даже не пытался к тебе приставать?

– Ну конечно, нет.

Суси вздохнула:

– Я могла бы догадаться. Он просто побоялся.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, детка, что ты строишь из себя Деву Марию. Он, наверное, боялся, что, если дотронется до тебя, ты заорешь «Насилуют!» и упадешь в обморок.

Кэтрин почувствовала, что у нее вспыхнули щеки.

– В этом смысле он меня не интересует, – резко заметила она. – И я не строю из себя Деву Марию.

«Я выступаю как Дева Кэтрин. Добрая, старая Святая Кэтрин». Она просто перенесла место действия в Вашингтон. А в остальном все осталось по-прежнему. Святая Кэтрин проповедует от имени той же старой церкви.

* * *

В следующие полгода Фрэзер часто был в отъезде. Он посетил Чикаго и Сан-Франциско, а потом отправился в Европу. Кэтрин всегда загружали работой, так что скучать ей не приходилось. И все-таки без Фрэзера на душе у нее было одиноко и пусто.

В контору постоянно заходили интересные люди, в основном мужчины, и Кэтрин без конца куда-нибудь приглашали. Перед ней открылся широкий выбор завтраков, обедов, ужинов, поездок в Европу и путешествий в постель. Однако она отказывалась от всех приглашений, частично из-за отсутствия интереса к мужчинам, но главным образом потому, что Фрэзер не одобрил бы такого совмещения работы с развлечениями. По крайней мере чутье подсказывало ей, что этого не стоит делать. Но даже если Фрэзер и знал, от скольких интересных предложений она отказалась, он не проронил ни слова. После того как она пообедала с Фрэзером у него дома, он прибавил ей зарплату на десять долларов в неделю.

* * *

Кэтрин казалось, что ритм города изменился. Люди стали быстрее передвигаться и чувствовать себя напряженнее. Заголовки в газетах кричали о все новых вторжениях и кризисах в Европе. Падение Франции произвело на американцев гораздо большее впечатление, чем молниеносное развитие всех остальных событий в Европе. Американские граждане восприняли это как нарушение их личных прав. Одна из стран, ставшая колыбелью свободы, вдруг потеряла ее.

Пала Норвегия, Англия не на жизнь, а на смерть боролась за свое существование, и между Германией, Италией и Японией был заключен союз. Росло ощущение нестабильности, и создавалось впечатление, что Америка собирается вступить в войну. Как-то раз Кэтрин спросила об этом Фрэзера.

– Полагаю, что это просто вопрос времени. Рано или поздно мы примем участие в этой войне, – сказал он ей, тщательно подбирая слова. – Если Англия не в состоянии остановить Гитлера, это придется сделать нам.

– Но ведь сенатор Борах говорит...

– Американская политика всегда строилась на самообмане, – зло заметил Фрэзер.

– А что вы будете делать, если начнется война?

– Стану героем, – ответил он.