Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Капитан Макгрэт из 116-го полка, прибывший к берегу в 07:45, увидел, что прилив наступает быстро, а у основания мола скопилось множество людей. Он с другими офицерами попытался заставить их уйти оттуда. «Мы увещевали их, старались убедить, чтобы они шли с нами. Но никто из них не захотел идти дальше. Многие, казалось, были просто парализованы страхом». Один рейнджер видел, как встал, повернувшись спиной к немецким позициям, лейтенант 116-го полка. Он «орал на жмущихся к стенке солдат, испуганных, съежившихся, не желающих и пальцем пошевелить: “Да разве вы солдаты, парни?!” Он старался изо всех сил, пытаясь привести в чувство тех бойцов 116-го, кто притулился у мола, но так ничего и не добился». Капитан-артиллерист Ричард Буш, который высадился в авангарде 111-го дивизиона полевой артиллерии, так описывал солдат, которых увидел на берегу: «Они выглядели побитыми и крайне испуганными. Многие даже забыли, что у них есть оружие, что они могут стрелять». Командиры батальонов и рот приказали своим солдатам почистить оружие, а тем, кто остался без оружия, велели взять его у убитых. К чистке оружия привлекли и часть раненых.

Помощник начальника медико-санитарной службы 1-й дивизии капитан Холл наблюдал, как по-разному реагируют люди на стрессовую ситуацию: «Я видел одного солдата, который шел к шлюпке. Он был в состоянии крайнего болезненного возбуждения: громко кричал, визжал, размахивал руками… Все свое снаряжение и оружие он выбросил раньше. Многие были ранены еще в воде, а теперь раненых затапливало приливом. На тех, кто был еще жив, я стал кричать, побуждая их ползти к берегу, и некоторые послушались. Но многие, кажется, утратили способность мыслить, они безучастно сидели или лежали, растянувшись во весь рост. Они сохранили способность двигать конечностями, однако на обращения и вопросы не реагировали и даже не пытались хоть что-нибудь сделать. Некоторые офицеры подошли к таким и старались поднять их на ноги, но старшие офицеры приказали отставить это дело. Спасаясь от прилива, несколько раненых вцепились в борт причалившей к берегу шлюпки. Один за другим они срывались оттуда и тонули. Я видел, как упал один раненный в грудь, и постепенно лицо его скрылось под водой… Другой парень просто слонялся без дела по пляжу – гулял. Кто-то крикнул ему: “Ложись!” Длинная очередь из пулемета взрыхлила песок точно по кругу у ног этого юноши, но сам он остался невредим». А вот молодой сапер, обезумевший от страха, «заметался туда-сюда по пляжу, пока немецкий пулеметчик не срезал его».

Этот врач, раненный прежде, чем добрался до галечной насыпи у мола, записал: «Мы лежали на мокрой гальке, дрожа и от холода, и от страха». С удивлением и восхищением наблюдал он за действиями одного своего санитара: «Уж от кого не приходилось ждать ничего особенного – так это от капрала А. Э. Джонса. Он всегда был слабеньким: рост 163 см, вес 48 кг. А под непрерывным огнем, когда невозможно было добежать до воды и вернуться обратно в укрытие живым, он сделал шесть ходок, принося все новых раненых». Один раз он осмотрел раненого, подошел к капитану Холлу, объяснил характер ранения и спросил, чем конкретно можно помочь.

Среди так или иначе пострадавших были далеко не только пехотинцы. Один сержант, командир танка, высадившегося на участке «Фокс-Грин»[89], пережил нервный шок и приказал экипажу покинуть машину. Командование принял рядовой, а сержант спрятался в окопчике и пролежал там, скорчившись, весь день. Потом майор спрашивал рядового, отчего он просто не пристрелил сержанта. Другой «Шерман», подбитый и замерший на кромке воды, продолжал вести огонь по противнику, пока поднявшаяся при приливе вода не вынудила экипаж покинуть машину. Немецкие артиллеристы перенесли весь огонь на «Шерманы», особенно на танки, снабженные бульдозерными ножами. Уничтожено было не менее 21 «Шермана» из 51, входивших в состав 743-го танкового батальона. Танки, расстрелявшие весь боезапас, посменно двигались вдоль берега, давая возможность пехотинцам укрыться за ними от убийственного пулеметного огня. «Нас спасли только танки», – признавал один рядовой 1-й дивизии.

Все больше старших командиров со своими штабами высаживались на берег и обеспечивали руководство, в котором войска уже отчаянно нуждались. Неразбериха, как позднее утверждалось в рапорте командования 5-го корпуса, в значительной мере была вызвана тем, что десант со шлюпок высаживался зачастую не в тех точках, нарушая порядок управления подразделениями. Одни участки сектора «Омаха» оказались «переполнены десантниками, тогда как в других не было никого». Группа управления 116-го пехотного полка во главе с его командиром полковником Чарлзом Кэнэмом и заместителем командира 29-й дивизии бригадным генералом Норманом Д. Кота вплавь и пешком добралась до берега на участке «Дог-Уайт»[90]вскоре после 07:30. Они укрылись за танком, а потом добежали до мола.

Кота, который разделял опасения Героу относительно чрезмерного упора на бомбардировку и артобстрел, лучше многих других понимал, какой катастрофой чревато сложившееся положение. Он уже видел, как волны захлестывали плавающие бронетранспортеры DUKW, которые перевозили 105-мм гаубицы 111-го дивизиона полевой артиллерии. 11 из 13 перевернулись и затонули – в большинстве случаев уже в точке рандеву, недалеко от берега. Артиллерии 1-й дивизии повезло ничуть не больше. Артбатарея 16-го пехотного полка потеряла все шесть своих 105-мм гаубиц, которые перевозились на плавающих бронетранспортерах. А 7-й дивизион полевой артиллерии не смог выгрузить на берег ни одного орудия, причем большинство пошло на дно также вместе с бронетранспортерами.

Кроме того, заграждения у самого берега до сих пор не были взорваны. Саперов 146-го отдельного подводно-подрывного дивизиона высадили на берег почти на 2 км восточнее намеченной точки десантирования – помешало сильное встречное течение. Кота и Кэнэм быстро обсудили положение. В ходе высадки перемешались и были рассеяны не только батальоны, но и роты и даже взводы. Необходимо было заставить солдат, как только те почистят оружие, начать прорыв через ряды колючей проволоки и минные поля к обрывистым возвышенностям, а затем оттуда атаковать немецкие позиции.

В 08:00, когда Кота высматривал, откуда можно начать прорыв рядов колючей проволоки, чтобы пробиться к проходу, ведущему в Ле-Мулен, разыгралась ужасающая сцена. К берегу как раз подходил большой десантный корабль LCIL-91, и на его палубе разорвался снаряд. Осколки угодили, вероятно, в ранцевый огнемет одного солдата. «Бедняга буквально вылетел с палубы, пронесся над правым бортом и упал в воду. Горючая смесь из его огнемета разлилась по всей носовой палубе и надстройке судна… Этот корабль, служивший запасным КП 116-го полка, горел еще больше восемнадцати часов, и на борту все это время не прекращались взрывы боеприпасов для зенитных установок “Эрликон”». Через 10 минут та же судьба постигла и LCIL-92. Многих саперов, получивших тяжелые ожоги, пришлось под огнем тащить в укрытие у мола.

Кота решил, что он проведет рекогносцировку на правом фланге, а Кэнэм на левом – надо было отыскать пути выхода с пляжа. Вскоре Кэнэм был ранен пулей в правое запястье, но приказал перевязать ему рану и вернулся к исполнению своих обязанностей. Один из солдат полка увидел «старика», когда тот «с подвязанной правой рукой пробирался вперед, сжимая в костлявой левой кольт калибра 0,45». Кэнэм, «высокий и сухощавый, в очках с проволочной оправой и с тоненькими усиками», был тем самым командиром-южанином, который предупредил своих солдат, что две трети из них погибнут в десанте. По пути он выкрикивал команды офицерам, требуя увести солдат с простреливаемого пляжа: «Гоните своих солдат к черту с пляжа! Лучше поищите треклятых колбасников да убейте их!» Подполковник, укрывавшийся от минометного огня, крикнул ему в ответ: «Полковник, идите в укрытие, не то вас убьют!» – «Пошевели задницей и выползай оттуда! – рявкнул на него Кэнэм. – И уводи солдат с распроклятого пляжа!»