Их «заказали» в кафе - Инна Тронина

Еропкин облизал пересохшие губы. Тураев встал, налил в стакан воду из электрического чайника, потому что графина в кабинете не оказалось. Валентин жадно выпил и смущённо улыбнулся. — Добавочки бы, а, начальник? С бодуна я.

— Оно и видно, — заметил Тураев, выливая из чайника всю воду до капли.

Он думал о том, что позавидовать положению Валентина сложно. Не хочется подвергать смертельной опасности этого неотёсанного, но очень даже неплохого мужика, только другого выхода нет. Еропкин идеально подходит на роль агента.

— Давай дальше. Меня теперь интересует личность твоей хозяйки, Кормилицы, в миру Серафимы Кобылянской. Что о ней можешь сказать? Не обижает она тебя?

Валентин на какое-то время задумался, а Артур пытался побороть желание оставить бедолагу в покое. Да, умелый и циничный шантаж заставит водителя действовать в интересах милиции, и глупо не схватить сейчас за хвост Жар-Птицу. Но в случае провала Еропкина ждёт даже не изгнание с тёплого местечка, не мордобой, а нечто куда более страшное. И не только его одного — Тамаре с сыновьями тоже достанется.

— Ничего худого не скажу, — наконец решился на откровения Валюн.

Артуру показалось, что Кормилицу водила боится куда больше, чем Гаджиева.

— Платит без дураков, надуть не пытается. Я смог и мебель импортную купить для трёх своих комнат, и «Форд-Сьерру» поставить в «ракушку». Но всё это добро можно враз потерять, если Симе что-то не понравится. С Магой договориться просто — он в морду даст и простит, а эта… Но можно ведь на рожон и не переть. Тогда будешь, как сыр в масле… Нашим девкам все московские путаны завидуют. Кормилица ведь — примерная христианка, на храмы жертвует, старикам помогает, детишкам. Бездомному зверью целый отель выстроила. Ведь «мамки» такие бывают, что хуже эсесовцев. Просто так девчонок бьют, морят голодом, ни за что не отвечают. Кормилица же о кадрах заботится — ради забавы никого не мучает, а только за провинности…

Еропкин говорил быстро, словно выдавал давным-давно выученный текст, а от прежнего живого интереса в его голосе ничего не осталось. Получается, Гаджиев и Кобылянская для водилы — не одно и то же? Если за Магомедом он согласился бы наблюдать, то страх перед Кормилицей может пересилить нежелание идти под суд.

— Она всем нам на день рождения подарки дарит, устраивает застолье в кафе. У кого что с родными — отпустит с работы, деньгами поможет. Мою Томку устроила в классную клинику операцию на венах делать, а сама даже не видела её никогда. Любая наша «бабочка» за Кормилицу глотку перегрызёт. Ни одну ещё не оставила в «обезьяннике» — всегда вытащит и штраф заплатит, если надо. Ни «субботников» у нас в привычном смысле, ни выселений из Москвы, ни приводов за просроченную регистрацию. Все заморочки с начальством Сима берёт на себя, обеспечивает крутую охрану. Клиенты наших девочек напрягать боятся — не то, что у других…

Под Еропкиным жалобно скрипнул казённый стул. Артур, по обыкновению кривовато усмехаясь, выслушивал эти святочные сказки.

— К тому же дочку она недавно потеряла, Катюшку. Они с бой-френдом этой зимой насмерть замёрзли в Царицынском парке. Секту какую-то посещали, дуроломы, ну и устроили себе конец света…

При этих словах Еропкина в зрачках Артура дрогнули крохотные зеркальные точки, но он промолчал.

— Теперь Сима Машутке и младшему, Ваньке, новую гувернантку взяла. И приказала, чтобы та ни на шаг от детей не отходила. Ирина-то не только наш филфак закончила, но ещё и в Штатах училась. Пять языков, говорят, знает. Кормилица её озолотила, души в ней не чает. Дружит только с ней по-настоящему…

— А в данный момент где находится Кобылянская? — спросил Тураев.

— С младшим в Италию уехала. Вернее, в Сан-Марино, в Католику, — проявил совершенно потрясающие познания Валентин. — Вернётся через три дня. А Мария в Москве осталась, с Ириной. Ей в школу надо ходить.

— Лично тебе приходилось возить Кормилицу куда-нибудь?

Артура ничуть не тронули горестные откровения водителя, но личность любимой гувернантки очень заинтересовала. Второй агент не помешает, и нужно взять эту учёную Ирину в разработку.

— Или у неё другой шофёр?

— Теперь придётся, — вздохнул Еропкин, глядя в пол. — Не зря в армии два года баранку крутил…

— Вот и отлично. Значит, её машину ты сможешь поставить на прослушивание.

Тураев говорил так, словно Еропкин уже дал согласие сотрудничать. Тот разинул рот, будучи не в силах издать хотя бы один звук, да так и застыл.

— Валентин Дмитриевич, мы же с тобой люди умные. Вот на этой шашке, — Тураев приподнял газету на одном из столов, и Еропкин с ужасом увидел под ней брикетик тола, — твои отпечатки пальцев. Я и так делаю тебе снисхождение. Но, если будешь задирать хвост, передумаю. Прямо отсюда поедем к тебе на квартиру, захватив понятых, и составим протокол об изъятии оружия и боеприпасов. А ты знаешь, какое время на дворе? Могут тебя и за террориста принять, верно? Вчера, пока ты с гостями гулял на «стеклянной» свадьбе, наш человек эту шашку из твоей кладовки забрал. Я всё сделал для того, чтобы твой привод в милицию выглядел естественно, обыкновенно, и не привлёк внимания. Я обеспечил тебе правдоподобную, надёжную легенду. Если Гаджиев и Кобылянская тебе доверяют, и ты вхож во все помещения фирмы, установить там микрофоны для тебя труда не составит. Никаких особых навыков для этого не требуется. Нужно только не попасться во время установки, но это уже зависит от тебя самого. Да, а почему тебе теперь придётся возить Кормилицу? — резко изменил тему Артур.

— Его водила трагически погиб. Сын этого мужика работает на КамАЗе дальнобойщиком. Ни копейки от отца не брал, сам хотел свою семью содержать. Но перед рейсом пришлось кое-какой ремонт делать, и потому пригласил батю в консультанты. Мужики торопились, как следует, стопорное кольцо не закрепили и стали колесо накачивать. Пружина слетела со скоростью пули и ударила отца в висок. Позавчера похоронили.

— А сын не пострадал?

Артур даже утратил безразличие ко всему, что напрямую не касалось дела. Еропкин затравленно смотрел на него.

— Да нет, в порядке, разве что умом тронулся маленько. Только что с батей разговаривал, и вдруг тот в луже крови валяется, и мозги — по асфальту… Гаджиев мне позвонил и велел на «шестисотый» пересесть с «Ауди». Это для меня повышение.

— Всё складывается так, как нужно, — удовлетворённо констатировал Тураев. — Да, Валентин Дмитриевич, для сведения… Деваться тебе некуда ещё и потому, что склад в твоём чулане — это только один из эпизодов. Можно придраться ещё и к тому, что ты работаешь в публичном доме. А такие заведения, к счастью, ещё не разрешены законом. И третье — несмотря на наличие высоких покровителей, империя Гаджиева всё-таки уязвима. Любой омоновский рейд в кафушку может выявить там много интересного, в том числе «стволы» и наркотики. Выставить тебя наводчиком особого труда не составит. Так что отбрось все сомнения и делай только то, что тебе прикажу я. Должен был понимать, в какое пекло суёшь голову, когда с мясокомбината переходил к Гаджиеву, и поэтому поздно сопли распускать. Завтра, когда закончишь смену, Оноприйчук тебя опять сюда привезёт, якобы из-за тех же жалоб. Я научу тебя обращаться с аппаратурой. Время от времени под тем или иным предлогом мы станем встречаться. Ты на словах передашь, что удалось увидеть непосредственно в кафе или на других объектах, принадлежащих Гаджиеву. Я укажу точки на планах офисов Магомеда и Серафимы, и именно туда ты должен будешь посадить «жучки». Валентин Дмитриевич, ты — мужик сообразительный; сделаешь всё, как надо. Раз пошёл на повышение, значит, вне подозрений, и всё будет нормально. Или у вас там жёсткий режим, работают камеры слежения прямо в кабинетах, и каждый день ищут микрофоны?