Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Их история любви начиналась скверно. Бальзак знал, что он не похож на любовника: «ни голосом, ни манерами, ни обходительностью». Он знал, что с Адонисом ему не сравняться и что он скорее «китайский болванчик»: маленькие глаза, порой беспокойно блестящие, толстое и короткое туловище, густые растрепанные волосы, выпуклые скулы, большой беззубый рот. Когда ему исполнится 31 год, он по-прежнему будет походить на нарядного ученика портного. Лора де Берни наделена острым и порой немного язвительным умом, она осыпала насмешками этого робкого 23-летнего молодого человека, погруженного в глубокую меланхолию. Знал ли Бальзак, что женщины не любят жалоб? Он чувствовал ее холодное равнодушие, но причину подобного поведения видел в том, что она, безусловно, глубоко несчастна в семейной жизни. Впрочем, он не любил счастливых. Ее красоту нельзя было назвать безукоризненной, но она могла стать таковой, если бы госпожа де Берни доверилась его чувствам. Он возродит в ней внутреннюю целостность, этот живительный нектар, некогда разливавшийся по всему ее телу и несший с собой жизнь. Ей 45. Она ровесница матери Оноре. Но ее возраст для него не помеха. «Если я и замечаю его порой, то расцениваю как веское доказательство моей страсти». Этот возраст, который сделал Лору де Берни посмешищем в глазах окружающих, превратил Оноре в «единственного ценителя ее красоты».

Но чего он добивался? Своими помыслами он напоминал Жан Жака Руссо. Он хотел обрести мать, некую госпожу де Варане, которая предоставила бы ему «кров», «стол» и «Армиду». Что толку в его книгах, если он не сумеет с их помощью воссоздать свою жизнь, если подле него не будет «земной богини, которой он посвятит все свои устремления»?

Госпожа де Берни сопротивлялась. Она не скрывала, что усмиряет свое сердце ради семьи, ради детей.

«Ваши дети скоро достигнут того возраста, когда верный друг станет бесценным сокровищем».

«Горе женщине, поправшей супружескую верность».

«Мы умрем в один день. Нет ни греха, ни добродетели, ни ада, ни рая. Единственное желание, которое должно определять наши действия, можно выразить следующими словами: испытай как можно больше наслаждений».

Несомненно, нанести оскорбление господину де Берни было бы преступлением. Но господин де Берни ему не друг, и разве Оноре виноват, что Лора вынуждена уделять своему супругу слишком мало времени, ничтожно мало по сравнению с тем, сколько у нее уходит на их разгорающуюся страсть?

«Домогательства Оноре смущают покой госпожи де Берни. Пусть они остаются только друзьями…»

«Никогда еще мое счастье не доставляло никому огорчения… Тот, кто, измучившись, присядет рядом со мной отдохнуть, пусть благословит меня».

Однажды вечером, распрощавшись, он вернулся. Звездная ночь, скамейка в саду пробудили желание и наполнили чувственностью их тела. Она подарила ему первый поцелуй.

В обороне госпожи де Берни была пробита брешь. Настроение Лоры было изменчивым, а Оноре не знал, что предпринять дальше.

Но Лора де Берни пыталась его остановить. Она считала, что выдумала свою любовь.

«Вы приговариваете меня к молчанию и одиночеству, наполненному только вами. Если вы вновь станете свободной, то вспомните обо мне! Но как я могу надеяться, что понравлюсь вам? […] Таков я есть и таковым останусь навсегда, целомудренным до того, что никогда не рискну произнести: я тебя люблю».

А вот последний довод Лоры де Берни:

«Если она отдастся ему, он станет ее презирать».

«Мы будем оказывать честь друг другу в моем сердце».

Когда наступал вечер, ноги сами приводили Бальзака к решетке сада. Немного постояв в задумчивости, он стучал в калитку. Именно этот образ и запечатлится «в памяти той, с кем ему предстоит свидеться. Ему радостно ждать, ни на что не надеясь».

Однажды ночью Оноре наконец перешел от ожидания и взглядов к действию, от лирического порыва к воплощению своей мечты: «Поцелуи твои ничего не изменили. — О! Нет! Я изменился сам, я люблю тебя до безумия…»

Тело Лоры осталось женственным: и хотя она не отваживалась говорить о своем пылком чреве, ее плечи, грудь, талия соблазняли гораздо сильнее, нежели лицо, о котором Бальзак писал, что оно «еще сохранило свою привлекательность», но не более.

Полюбив женщину на 22 года старше него, Бальзак как бы заново появился на свет. Ласковая мать заключала его в свои объятия; та самая мать, которая родила его от взаимной нежности. Взгляд госпожи де Берни навевал Бальзаку мысль, что он любим всей душой. И тогда он видел себя в розовом свете: он наделен «неисчерпаемой добротой, влекущей за собой утонченность; одухотворен, чистосердечен; его манеры и выражения непринужденны. […] Он небольшого роста, но хорошо сложен. Цвет лица, легкие движения, все в нем указывает, что он лишен и нервного темперамента, и экзальтированных суждений, и порывистых чувств, которые никогда не оставляют времени свериться с холодным рассудком» («Ванн-Клор», начат в 1822 году).

Госпожа де Морсоф будет петь свою песнь голосом Лоры де Берни. Этот голос найдет верную интонацию, ибо он движим нежной силой, которая словно усиливает значения слов: «Интонации голоса придают ее речи благоухание. Ее смех напоминает песнь ласточки» («Лилия долины»).

Госпожа де Берни преобразилась. В саду Бальзак «чувствовал лишь легкое напряжение, а цветы, даже давно засохшие, источали пьянящий аромат». Лора не должна была больше смотреть на себя как на маленькую тучную женщину с поблекшими глазами, чересчур длинным носом и отвисшим из-за десяти беременностей животом. Она наделена вечной красотой и отныне пойдет рука об руку с Оноре, очарованная его волшебным, колдовским обаянием.

Первые любовные письма Бальзака, дошедшие до нас лишь в черновиках, — вовсе не «галиматья», как говорили раньше. Скорее, это романтические упражнения в обезличивании любовью. Любовник наполняет своими чувствами душу возлюбленной, и они сливаются в любовной страсти, которая их объединяет и возносит к идеальным вершинам, до величественной реки, разделяющей два рая — рай плоти и рай души.

Этот гимн любви звучит словно с оперной сцены. Скамья в саду де Берни превращается в колдовское место: «Я вижу только скамью» и прекрасное лицо, изможденное прошлыми печалями, но потом просветленное бесконечной радостью, «когда сердце открывается вам взаимностью». Такая пылкость могла годами оставаться неутоленной, не встретив себе подобную и не слившись с ней воедино, если бы не любовь, это «усилие двух простодушных детей, пытающихся удовлетворить свое сердце, людей и Господа Бога» («Лилия долины»).

Как и у госпожи де Морсоф, у госпожи де Берни были дети, «которые не должны ее забыть», но Оноре был готов помочь ей вырастить их. Разве его воспитала не она? Она бранила его за грубые манеры, за «слишком вольные речи». Бальзак был очень робок, но порой становился «несносен». Подобные ему похожи на «цветы на снегу». «Сочувствие и нежность женщины оказывают на них поистине магическое воздействие» («Евгения Гранде»).