Мы пойдем другим путем! От "капитализма Юрского периода" к России будущего - Андрей Колганов

Распад казавшихся незыблемыми идеологических норм недавнего (но столь далекого ныне, особенно для молодежи) «социалистического» прошлого, естественно, не мог оставить пустым это «святое место». Проводившиеся под знаком неолиберализма экономические реформы и вестернизация культуры с легкостью привнесли вроде бы как и не существующую (вспомним о призывах к деидеологизации) идеологию либерализма в среду российской духовной жизни. Став знаменем «реформ» с их гигантским (до 1/2) спадом производства и резким ухудшением качества жизни большинства населения, расстрелом Дома Советов и затяжной кровавой бойней в Чечне, с их примитивной коммерциализацией культуры и распадом единой страны — став знаменем таких реформ, либерализм, как идеология и мировоззрение, как теория и практика обыденного поведения, неизбежно столкнулся с отторжением его огромными массами населения. Нужна (нужна как воздух — кислород духовной жизни, без которой нет России!) была альтернатива.

Что могло ею стать? Восстановление ортодоксального марксизма-ленинизма как знамени классовой борьбы пролетариата с буржуазией? Для узкого слоя застарелой (дело не в возрасте, конечно) интеллигенции и партийцев-пенсионеров это решение оказалось вполне подходящим. Но подавляющее большинство социально и духовно угнетенного населения было и оставалось иным — это деклассированные слои.

Современные рабочие и «рядовые» интеллигенты до сих пор еще не стали классом наемных рабочих в точном смысле этого слова: они не столько продают свою рабочую силу, сколько находятся в тисках всесторонней зависимости от корпорации, к которой принадлежат, в большинстве своем они не обрели и не осознали своих классовых интересов, не дозрели до активной действенной солидарности в борьбе за свои права. Им можно до бесконечности не платить зарплату, унижать нравственно и физически, обрекать на жизнь впроголодь, а они на это будут отвечать… голодовками одиночек и глухим недовольством, подспудным «урчанием» низов.

Пройдет время (быть может, годы, быть может, месяцы: в эпохи социальных потрясений время несется необычайно быстро) — и в России сложится новый, современный слой трудящихся, способных к совместной борьбе за свои экономические и политические интересы, но пока что низам нужна не столько идеология самоорганизации, сколько простейший способ самоутешения, самоидентификации, защиты от экономических и духовных напастей, который может привнести кто-то извне, не требуя самостоятельных организованных действий, углубленного понимания сути происходящего и своих собственных интересов.

Для такого обездоленного большинства полуидеология-полурелигия, состоящая из смеси державности, социального популизма и русского национализма, оказалась как нельзя более подходящей: будущий «добрый царь» вкупе с «патерналистской бюрократией» (по-отечески настроенной по отношению к рабочему и крестьянину) создают мощную державу, спасающую угнетенный народ от ига то ли жидомасонов, то ли американского капитала и его российских продажных слуг и шпионов. Обывателю достаточно лишь поддержать нового «доброго царя», и тот решит за него все социальные проблемы и вернет былое самоуважение (с последним все особенно просто: раз ты русский — то, значит, нравственен, добр, трудолюбив и т. п. по определению, ибо все русские по природе своей великие и прекрасные люди…)

Теоретическая, «ученая» альтернатива либерализму так же с легкостью взошла на ниве державности и «урапатриотизма». Поскольку наиболее активные и молодые кадры обществоведов эпохи брежневско-сусловского «социализма» с легкостью переквалифицировались в либералов (сие позволяло без особых проблем сохранить посты или даже сделать неплохую карьеру) и за пару лет выучились преподавать кто economics вместо «Капитала», кто вероучения вместо научного атеизма, постольку оппозиции «досталась» лишь узенькая прослойка критически мыслящих ученых-социалистов и масса консервативно настроенной околонаучной публики, уверенной в своей способности быстро и просто (так, чтобы сразу понял любой пенсионер) решить все социальные проблемы. Такой квазинаукой могла стать только патриархально-почвенническая идея и примитивный, реакционный (в марксовом смысле этих понятий) социализм.

Быстрый рост популярности этих течений имел и духовные предпосылки: еще в поздние сталинские времена стал насаждаться казенный патриотизм (вроде объявления России родиной едва ли не всех научных открытий и изобретений в мире). При Брежневе разлагавшееся социалистическое мировоззрение (а без живого социального творчества масс, в атмофере авторитаризма и застоя социалистическая идеология и теория неизбежно вырождаются) стало порождать в массовом масштабе «почвенничество». Естественно, что в условиях национально-государственного кризиса и унижения «простого человека» эта тенденция не могла не обрести второго дыхания.

Симптоматично и то, что главными духовными вождями этой тенденции стали не профессиональные ученые-обществоведы, а писатели, инженеры, естественники, общественные деятели — все те, для кого альтернатива нынешней либеральной волне сосредоточена не в сфере поиска организованных материальных сил, отслеживании тенденций социального развития, теоретическом доказательстве ограниченности либерализма как экономической и социальной доктрины, а в духовно-этической сфере, в сфере нравственного отрицания нынешнего порядка вещей (номенклатурно-корпоративно-го капитализма).

Так в современном российском обществе сложилась дилемма: либо номенклатурная пародия на либерализм (в лице Гайдаров в лучшем случае, штатных ельцинских идеологов — в худшем), либо державный социал-популизм (опять же в духе «русского коммунизма» С. Кара-Мурзы, Г. Зюганова и Ко — в лучшем случае; неприкрытого великодержавного шовинизма Прохановых — в худшем).

Существенно, что все эти течения возникли далеко не случайно. Суммируя, подчеркну: с одной стороны, новой генерации номенклатуры было выгодно обменять обременительную и шаткую брежневско-социалистическую форму власти на собственность и деньги (плюс к власти), а омещаненному обывателю времен всеобщего дефицита хотелось рынка, понимаемого как мир супермаркетов. Вкупе с теневым капиталом они закономерно породили (и воспроизводят) волну неолиберализма, ныне опирающуюся еще и на власть новых русских и интересы высшего слоя наемных работников, «элитарной» интеллигенции.

С другой стороны, антитезой этому стали конформистски настроенные обездоленные слои трудящихся и особенно — старшее поколение, для которых совпали социальное и духовное (как правило, имеющее национальную окраску) унижение, но еще не сложились условия для самоорганизации и самозащиты. Эти люди неизбежно превратили в мощную оппозиционную силу «красно-белую» социал-державную идеологию и политику.

Будучи порождены в конечном итоге одной и той же атмосферой кризиса и отсутствия организованной демократической социалистической альтернативы, и русский номенклатурный либерализм, и социал-державное течение не случайно оказались лишь формальными, внешними противоположностями, по существу сходясь в целом ряде фундаментальных признаков.